непомерные по численности. Подозревают офицерскую измену.
«Вот пускай нам дают жалованья десятку в месяц. А не дадут – то мы пошабашим!»
Под Дерптом 282-й маршевый батальон арестовал часть своих офицеров, арестовал соседних помещиков, их управляющих, – и стал распоряжаться продуктами и инвентарём тех имений.
Присяга в спешенном лейб-гвардейском Уланском полку Ея Величества императрицы Александры Фёдоровны. Накануне командир полка полковник Миклашевский предложил офицерам: чтобы сохранить боеспособность полка – не отдаляться от улан, и для того надеть красные банты, ведь это – непринципиальная мелочь, да и Временное правительство признало этот цвет своим, и у него отнято прежнее бунтовское значение. И офицеры надели банты, иные со слезами. Развевались красные флюгера на пиках эскадронов, и непривычны были звуки трубачей. Скверно на душе. Но ведь – Россия оставалась, и вела войну?
При новой присяге солдат смущает, что каждый должен подписываться: «Не можно руку прикладать» (старое русское понятие). Делегаты разъясняют: «Потому что вы теперь граждане, и каждый должен сознательно подписать.»
В иных полках отказывались присягать под своим боевым полковым флагом, а лишь под красным.
В 80-м Сибирском полку первым председателем солдатского комитета стал священник.
В Егерском запасном батальоне в Петрограде избрали комитет совместный солдатско-офицерский. Председательствует прапорщик, секретарь – вольноопределяющийся с университетским значком, среди солдатских депутатов – студенты, актёры, журналисты.
В 31-м Сибирском стрелковом полку выборные ото всех рот явились ночью в штаб полка – арестовали командира полка и 19 офицеров «за то, что не сочувствуют новому порядку». И выбрали командиром полка поручика Крюкова.
9 марта в 11-й полевой тяжёлой артбригаде солдаты парка пытались арестовать командира бригады генерал-майора Яценко – за то, что он «идёт против правительства» (требует, чтобы его называли «ваше превосходительство»). Командир дивизиона уговорил солдат не арестовывать. Согласились, но решили послать своего выборного в Петроград с жалобой на генерала.
Ещё вчера солдаты качали поручика Тимохина, говорили, что верят ему, ничего дурного не предпримут. А сегодня он пришёл в роту – закричали ему «вон!» и объявили, что уже выбрали себе нового ротного.
522
Как раз сегодня думал Исполнительный Комитет начать свои заседания позже, и в новой комнате: более просторная №15, она и в спокойном коридоре и ещё отделяется от него передней, а там телефон, удобно.
И переезд уже начали с утра. Члены Исполкома были далеко не все, а между ними болтался очень возбуждённый Соколов, уговаривая каждого, кого ловил, что нельзя откладывать, Совет должен принять приветствие к польскому народу и заявить, что вся демократия России стоит на почве признания независимости Польши. Но слушали его рассеянно, отмахивались: одни заняты были переездом, другие не могли понять, почему именно независимость Польши – сегодня самый первый и острый вопрос. Даже интернационалист Гиммер не стал соглашаться с Соколовым: это – влияние польских буржуазно- патриотических кругов, а мировое классовое единство пролетариата запрещает нам содействовать всякой национальной независимости, как впрочем и препятствовать.
В новой комнате была разрозненная мебель (наверно, что-то растащили в эти дни по другим комнатам). Прежде всего, не было большого стола, за которым мог бы разместиться весь разросшийся Исполнительный Комитет. Стулья – разнородные, иные шатались. Были плетёные кресла, но часть продавленные. И стоял – роскошный турецкий диван. И – великолепное золочёное трюмо, на которое невольно скашивались глаза даже членов ИК.
Но ничего ещё не успели как следует скомплектовать, ни внести рабочего стола (а стол с закусками и тем более ещё в прежней комнате), как разразилась гроза: комиссар Исполнительного Комитета по железным дорогам телефонно донёс, что получил тревожнейшее сообщение железнодорожников: в настоящий момент по железным дорогам движутся два литерных царских поезда – и движутся они сразу к границе, видимо к Торнео: а цель у них – эвакуация бывшего царя в Англию!
Потрясающе! Ошеломляюще!
Как всякое слишком огромное и неожиданное известие, оно отбивало память, лишало способности соотнести и сообразить. У всех начисто отбило, что кажется только вчера и царь и царица с детьми – арестованы, да ещё порознь, в разных местах, так что и соединиться им неизвестно когда бы. Никому в голову не пришло переспросить: а на каком же именно участке движутся литерные поезда? Уже ли прямо к Торнео, миновав Петроград? Они грозно двигались, и этого было довольно, и стук их колёс, усиленный страхом, загрохотал в Таврическом! И наконец: откуда это всё, и станция назначения, стало известно железнодорожным служащим? Значит, точно!
Никто из членов Исполкома, наскоро скликаемых теперь в новую комнату, не догадался это проверять, – да потому что именно верностью своей, классовой верностью и необходимостью пронзило проклятое известие: именно так, коварно и подло, и всегда бежали все венценосцы! именно так, коварно и подло, и должно было поступить буржуазное классовое правительство! именно так и должно было сработать их предательское нутро! А нам, пролетариям, стыдно! и нельзя было забываться и доверяться! И ведь мы же вчера постановили, чтобы при аресте присутствовал наш депутат – а Временное правительство опять тайно послало своих!
Пришедшее известие быстро обрастало и подробностями, неизвестно откуда прилипнувшими, но также несомненными: об этом вчера было ночное тайное совещание правительства! До сих пор поездка откладывалась только из-за болезни детей. Весь приказ об арестовании царя был чистый обман! Они не решили окончательно, направить ли поезд через Торнео или через Архангельск, но поручили Керенскому сопровождать Романовых до самой Англии! Нет, только до порта отправления!
Изменническое Временное правительство – но и Керенский же изменник революционной демократии! То-то скрывается он, змея, никогда не бывает на ИК!
В необорудованной комнате с зияющей серединой собралась стоя неровная дюжина членов Исполкома, кого нашли в Таврическом и созвали. Все были охвачены волнующей тревогой, никто не курил, и никто не
