И так на сходках решали: пока суд да дело – а не давать чужим рубить леса. И заготовку дров для города в нашем лесу прекратить. И чтоб лесов никто никому не продавал: уйдёт от нас на сторону.
В Петроградской губернии совсем не дают рубить лес – ни для отопления столицы, ни для военного ведомства.
А сами пока – почали рубить для себя, по соседству, хоть помещичий лес, а хоть и казённый. Крестьяне Сергинской волости Пермской губ. самовольно стали рубить лес голицынских наследников, лесную стражу обезоружили, её контору разогнали. Стали рубить помещичий лес и в Хвалынском уезде.
А в Мозырском леса стали жечь – за то, что они помещичьи.
Два села Хиленской волости под Белозерском потребовали 10 тысяч рублей за пропуск мимо себя по сплавной реке дров и брёвен, заготовленных для северных железных дорог. Пока спорили с заготовщиками – а вода быстро спала, и брёвна остались несогнанными.
Для армии, то есть на станцию, а не в ближайший город, мужики во многих местах охотно везли хлеб. Но на станциях всё расстроилось, хлеб не хотят принимать, нет вагонов, сваливают под открытым небом. Нарастают залежи, и хлеб гниёт. Мужики то видят.
И так на сходках постановляли (Одоевский уезд Тульской губ.): с весны не допускать помещиков к работам на земле. И наследственные земли – начисто отымать, а покупные – не трогать. И – прекратить платежи земских сборов: это – раскладка старого режима.
Приезжие солдаты – чужие, мимоходные – боле всего настаивали: все законы теперя кончились, а будут такие, как установят сами мужики.
Что-то их много в отпуска поразъехалось.
Всю пасхальную неделю просидели на завалинках, обсуживали новый закон: будто всех городских рабочих освободят отноне ото всякой работы. А мы сами себе губернатора будем выбирать.
А молодёжь всю неделю дулась в карты.
Ещё в марте решали: как только начнётся пора пахоты – захватим помещичьи земли, и пусть тогда помещики с нами поразговаривают.
– Теперь, братцы, настала такая время, что мы имеем полные права, а дворяне никаких. Баская жизнь теперь начнётся.
В Ряжском уезде, в Княгининском: мы всё будем делать по закону, помещиков не тронем. Только сгоним у них рабочих и заберём скотину – тогда они сами от нас уберутся.
В Елизаветградской губернии напуганные помещики не сеют.
Какие теперь власти? – теперь везде сами повыбирали: комитеты народной власти, общественной безопасности, временные, исполнительные, распорядительные, – где как им сказали назвать. Учителей в комитеты чаще не брали: „учитель землю не пашет” и дела не понимает, он в калошках ходит, свою линию соблюдает. А в каких волостях напротив избирали, и батюшку тоже, и кооператора, и лесопромышленника. Только стали из городов приезжать и требовать: энтих всех из комитетов повыкидывать, и отрубников – тоже повыкидывать, а включать лишь непримиримых бедняков.
Оглянулись: а в комитетах-то – одни горлопаны да озорники. А как им откажешь? От них теперь нет защиты, подпалит деревню. (И заместо урядников милицейские – тоже шатия.) А что комитет может? Да всё: он – сам себе закон, он – и рука. Насажали себе начальства на голову – стали и своих арестовывать, во как.
В Мелитопольском уезде новыми комитетами арестовано несколько священников: за сочувствие к старой власти, за неуважение к новому правительству.
И в Киев стали прибывать священники, высланные из своих деревень.
Проявилось отвержение священников кой-где и в Нижегородской губернии.
Крестьяне сёл, прилежащих к Крижскому монастырю под Сумами, отобрали и монастырские земли и леса, выпустили туда свой скот. И потребовали, чтоб монахи шли на обработку общественной земли.
Толкует приезжий:
– По новым законам вы не можете препятствовать вашим бабам участвовать в выборах.
Бабы со смехом:
– Тебя выбираем! Ты за нас постоишь. Мужики осердились:
– Он с вами, суками, снюхался? Нету нашего согласия, чтобы баба верховодила. Смотри за своими горшками. Да може каких две-три хабалки на всю волость найдутся, а сурьёзная баба на это дело не пойдёт. Не бабье дело, и крышка. Чего тут баба может понимать?
В Селищенской волости Тверской губернии крестьяне ночью пришли к волостному старшине, душили за горло, требовали раздать волостные деньги. Старшина еле отпросился, хрипел: „В банке, на бумаге выигрышной! Ей-Богу, ничего дома нету.”
А нашли несколько лишних пар сапог – забрали.
В селе Пёски Туровецкой волости Островского уезда собрался сход и (волостной старшина уехал в город) постановил арестовать писаря. И стали сперва утаскивать у него бумаги, а там серебряные ложки, пальто и все вещи: „Довольно! много попользовался, всё с нас тянул, будя!” А на денежный сундук в волостном правлении навесили ещё один замок и поставили выборного сторожить.
В Бессарабии поселяне разгромили имение князей Гагариных. Из многих мест просят охраны. В селе Избештах Оргеевского уезда крестьяне захватили две табачных плантации и ружейными выстрелами
