инвентарный номер Гатчинского дворца-музея. В другом месте из-под обломков была извлечена большая фарфоровая ваза с изображением сцены «урока музыки» и фирменным знаком Российского Императорского фарфорового завода, вывезенная фашистами из Киева. Под лестницей, ведущей на второй этаж, варварски смятые и завернутые в мешковину, лежали три живописных полотна из Днепропетровского художественного музея…
Из записки А. Я. Брюсова
«О судьбе Янтарной комнаты». 1961 год
«…После составления акта о гибели Янтарной комнаты мы, естественно, перестали думать о ее поисках и сосредоточили свое внимание на извлечении из-под обвалов других памятников древности и искусства…
При этих розысках вполне определенно выяснилось, что накануне падения Кёнигсберга в музее спешно готовились к эвакуации музейных коллекций и что многое уже было вывезено… в другое место. Кое- где под обвалами обрушившихся стен и перекрытий рядом с разбросанными музейными вещами оказывались пустые ящики, корзины, упаковочный материал в виде бумаги, ваты и т. д.»
Удовлетворившись «экспертной оценкой» Цырлина, профессор Брюсов совершил очень серьезную ошибку: он без наличия должных оснований поверил в то, что Янтарная комната сгорела, и прекратил всяческие ее поиски. Теперь, в суете выискивания среди развалин и обломков еще сохранившихся культурных ценностей, никто уже не думал о ней, считая этот шедевр окончательно потерянным для человечества. Уверовав в это обстоятельство, подтверждаемое демонстративно сокрушавшимся доктором Роде, Брюсов и его коллеги уже не обращали никакого внимания на возможные признаки умышленного сокрытия сведений о местонахождении Янтарной комнаты. Более того, они не сочли нужным внимательно осмотреть помещения, прилегающие к орденскому залу, на предмет наличия каких-либо замуровок или других признаков тайников. Возможно, тогда было не до скрупулезного анализа, и сил профессора Брюсова едва хватало на то, чтобы вести самые поверхностные, но тем не менее довольно результативные работы. К тому же их уверенность в том, что Янтарная комната погибла, вдруг получила дополнительное подтверждение.
В самый разгар работ в северном крыле замка неожиданно появился моложавый полковник с целым иконостасом боевых наград на груди. Без особого любопытства осмотрев сложенные на брезенте находки, он рассказал Брюсову и Чернышеву о том, что принимал участие в штурме Королевского замка и в числе первых ворвался в его помещения. Вспоминая детали недавних событий, полковник упомянул, что именно в этом громадном зале видел большие ящики, часть которых была безжалостно разломана. Судя по всему (так показалось полковнику), в них была какая-то старинная мебель. Что стало с ящиками потом, ему неизвестно, — скорее всего, они сгорели от возникшего вскоре пожара.
Кстати сказать, версия о гибели Янтарной комнаты от пожара, возникшего в северном крыле Королевского замка уже после 10 апреля, неоднократно муссировалась на Западе. Достаточно обратиться к воспоминаниям того же инженера Ганса Гербаха, опубликованным в газете «Остпройссенблатт», где он вину за гибель Янтарной комнаты и других произведений искусства возлагает исключительно на «опьяненных победой русских», которые якобы «взрывали подряд все уцелевшие части зданий» в поверженном Кёнигсберге. Конечно, мы не будем идеализировать ситуацию апреля 1945 года. У большинства наших воинов, прошедших с боями по опустошенной, разграбленной земле России, Белоруссии, Украины и Прибалтики, не было никаких оснований с благоговением относиться к достопримечательностям первых немецких городов, которые приходилось брать в ожесточенных и кровавых боях. И думается, тем более нельзя теперь судить их слишком строго за ненависть, выплескивавшуюся ко всему немецкому, даже если это были незаурядные творения архитекторов, скульпторов, художников. Такова жестокая логика войны. Обесценивая человеческую жизнь, она одновременно заставляет пренебрегать духовным наследием человечества, сеет варварство и разрушение.
Но в данном случае все было гораздо сложнее. И хотя тогда, в сорок пятом, Александр Яковлевич Брюсов, недолго думая, записал в своем дневнике, что «Янтарная комната погибла, по-видимому, от пожара, устроенного нашими солдатами», на поверку вышло все по-другому. Спустя много лет он признался, что решение прекратить поиски было скоропалительным, безосновательным, продиктованным сиюминутными соображениями. Постоянные причитания Роде и намеки Файерабенда сделали свое дело: они как будто преднамеренно и целенаправленно стремились уверить профессора в бесперспективности розыска «бернштайнциммер».
Уже потом, ретроспективно оценивая поведение доктора Роде в ходе поисков, профессор Брюсов разгадал тактику немецкого ученого и искренне сожалел о том, что в свое время не понял мотивов его поведения. В результате был упущен самый важный фактор в розыске ценностей — фактор времени. Ведь то, что можно было сделать летом 1945 года, через несколько месяцев представлялось уже гораздо более сложным или вовсе безнадежным делом, а с каждым годом шансы на успех уменьшались катастрофически. Сейчас мы можем уповать лишь на педантичный анализ подробностей всех предшествующих поисков и вновь открывшиеся обстоятельства.
Из справки А. Я. Брюсова
«Янтарная комната». 1961 год
«…Действительно ли Янтарная комната находилась в Кёнигсберге до самого конца, до падения этого города? А. Роде, как бывший директор музея, должен был, конечно, прекрасно знать об этом. Но добиться от него ясного ответа было невозможно. Сколько я с ним ни говорил на эту тему, я все больше и больше убеждался, что этот заядлый фашист, отнюдь не скрывавший этого, всячески старается запутать все дело.
Надо сказать, что Роде, как и все немецкое население города… горячо надеялся, почти был уверен, что скоро произойдет разрыв между США и СССР, что США начнут войну с СССР и тогда все вернется к прежнему, надо только выждать. Слухи об этом ходили по всему городу. Поэтому тактикой Роде… было тянуть все дело и тянуть до ожидаемой ими несбыточной мечты. Роде готов был, сказав одно, через час уже утверждать противоположное, плести всякие небылицы, стараясь направить нас по неверному пути…»
Но запоздалые прозрения, к сожалению, не могли восстановить прерванную нить поисков, и спустя некоторое время их пришлось начинать практически заново, тем более что главного и наиболее вероятного участника тайного захоронения Янтарной комнаты уже не было в живых. Доктор Альфред Роде умер в декабре 1945 года в тифозном бараке бывшего гарнизонного лазарета на улице Йоркштрассе[161]. Учитывая, что трагическому концу немецкого ученого неоднократно уделялось внимание в целом ряде публицистических работ, я решил не поддаваться искушению и не высказывать свою версию преждевременной кончины Альфреда Роде, ограничившись лишь констатацией самого этого печального факта.
Справка с выводами группы профессора Брюсова вместе с прилагаемым актом о гибели Янтарной комнаты была передана руководству Комитета по делам искусств и культурно-просветительских учреждений, после чего вопрос о дальнейших розысках Янтарной комнаты, казалось, отпал сам собой.
Возможно, на этом еще в 1945 году была бы и поставлена точка. И не ломали бы голову несколько поколений над разгадками тайны исчезновения Янтарной комнаты, не возникали бы все новые и новые версии о местах ее захоронения. Всего этого могло и не быть, если бы итоги работы профессора Брюсова в Кёнигсберге не стали известны Анатолию Михайловичу Кучумову.
Из статьи А. Казакова «Красота возрождает человека».
Газета «Литературная Россия». 11 ноября 1989 года
«Искусствовед Анатолий Михайлович Кучумов начинал свой путь музейного работника в начале тридцатых годов, когда его, рабочего-комсомольца, участника „рабочего кружка“ Эрмитажа, рекомендовали в экспозиционный отдел знаменитого Павловского дворца-музея.
Когда началась Великая Отечественная война, он работал хранителем Александровского дворца в городе Пушкине (бывшее Царское Село). С первых же дней войны двадцатидевятилетнему Анатолию
