На вытянутом лице унтера не отразилось ничего. Казалось, это гипсовая маска, а не лицо.
— Так что случилось ночью? — спросил унтер.
Ксендз никак не мог совладеть с дрожью, сотрясавшей все его тело. Это было унизительно. Всю жизнь Алоиз Торма видел со стороны людей только почет и уважение. Сейчас ему отказывали в уважении. На него смотрели совсем так, как на тряпку, брошенную экономкой и все еще валявшуюся на заслеженном полу.
— Я требую уважения к сану! — выговорил, наконец, ксендз.
Неожиданно прямой рот унтера покривился.
— Ясно. Прошу вас собраться. Поедете со мной.
Ксендз выпрямился и отшатнулся, как от пощечины.
Алоиз Торма не успел опомниться, как экономку вывели из дому.
Набежавшие бабы заголосили. Унтер расстегнул кобуру, вытащил пистолет.
— В машину, быстро!
Алоиза подсадили в кабину грузовика. Грузовик рванулся с места…
Ксендз, стиснув зубы, воззвал к господу, призывая покарать насильников.
Из глаз текли слезы гнева и обиды…
В местном полицейском управлении Алоиза Торму держали недолго. Унтер позвонил, доложил о задержании, и через несколько минут грузовик опять повез ксендза куда-то. Только на этот раз в сопровождении одних немцев.
Через час, покидая по команде грузовик, Алоиз Торма узнал улицу святого Стефана в Наддетьхаза.
Но на улице Алоиз не задержался. Подталкиваемый солдатом, он рысцой проследовал сначала в калитку какого-то дома, затем в подъезд и очутился в темноватой комнате с перегородкой. За перегородкой сидел немец в черном мундире, похожем на мундиры ночных гостей Алоиза. Солдат доложил черному немцу о прибытии, тот мельком глянул на ксендза, вышел и вскоре вернулся.
— Пройдите сюда, — равнодушно предложил немец из-за перегородки, открывая дверцу.
Затем ксендза ввели в другую дверь, провели по затхлому коридору, освещенному тусклой лампочкой без абажура, и отворили перед ним третью дверь.
В небольшой, без окон, подвальной комнатушке сидел немолодой офицер, опять-таки в черном.
— Садитесь! — приказал офицер.
— Я протестую против насилия! — сказал Алоиз Торма.
Офицер пристально разглядывал ксендза, словно не слышал протеста.
— Садитесь! — повторил он без всякого выражения.
Создавалось впечатление, что говоришь со стеной. Ксендз обессиленно опустился на скамью.
— Алоиз Торма?
— Да…
— Служитель культа?
— Да…
— Вы продолжаете утверждать, что ограблены немецкими офицерами?
Ксендз молчал. Его душили рыдания. Он стыдился слез, и от этого рыдания становились еще судорожней.
Офицер потрогал мизинцем уголок рта, поглядел на кончик пальца, поморщился.
— Ваши действия нельзя расценить иначе, как враждебную немецкой армии пропаганду, — сказал офицер.
— Я… ничего… не заявлял… — выговорил Алоиз Торма.
— Успокойтесь, ваше преподобие… Когда вас ограбили? Час?
— Я никому… не жаловался… Я понимаю…
— Что вы понимаете?
— Распространение злостных слухов… — пробормотал ксендз. — Подрыв…
Офицер смотрел не мигая.
— Значит, вы полагаете, что немецкая армия грабит местное население? — спросил офицер.
Алоиз Торма окончательно смешался.
— Я никому не жаловался…
Челюсть офицера стала квадратной.
— Подобные мысли не делают вам чести. Вы рассуждаете, как эта баба, ваша экономка!.. Из чего вы заключили, что вас ограбили немецкие офицеры?
— Я ничего не говорил…
— Отвечайте на вопросы!
Ксендз ворочал шеей, избегая пронзительного взгляда.
— Я. На этих людей… Это были…
— На этих людях была немецкая форма?
Алоиз Торма кивнул.
— Обычная армейская?
— Н-нет…
— Какая же?
Ксендз не решался открыть рта.
Офицер раздраженно постучал ногтями по голой столешнице:
— Я вам помогу. На этих людях была форма войск СС. Так?
— Я никому не жаловался! — возопил ксендз. — Нет! Никому!
— Замолчите! — сказал офицер. — Мне нужны не истерики, а показания!
— Никому… — упавшим голосом пробормотал Алоиз Торма.
— Вы не заметили ничего необычного в облике этих людей? — продолжал офицер. — Они говорили по-немецки без акцента?
Ксендз поднял голову. В его глазах затеплилась мысль.
— Акцент?.. Да… Но не только акцент…
— Что еще? — оживился офицер.
Ксендз заторопился:
— Они были… как бы сказать… небриты. Очень небриты… У одного завязана голова. А один с большими усами…
— Небриты? Прекрасно! И это вас не смутило? Вас не смутило, что к вам ночью ни с того ни с сего врываются небритые люди? Вас не смутило, что немецкий офицер небрит?
— Я… — забормотал ксендз. — Все произошло столь внезапно… На меня направили оружие… Такое потрясение…
— Сколько человек ворвалось в ваш дом?
— Т… т… трое.
— Вы не ошибаетесь?
— Нет, нет! Трое.
— Мужчины?
— Конечно, господин офицер…
— Все в форме?
— Да… На улице еще были люди…
— Из чего вы заключаете это?
— Голоса… Я слышал голоса… — сказал ксендз. — Тех что остались около машины…
— Машину вы не видели?
— Нет… Я же был связан…
— Значит, грабители приехали на машине, их было наверняка больше трех человек, и они вас ограбили?
— Но я никому… — сказал ксендз. — Я ничего…
— Вы обязаны были немедленно сообщить о случившемся в полицию! — заметил офицер. — На вас
