И все развивалось нормально — на зависть многочисленным Лидочкиным поклонникам, — как вдруг произошла с Аркадием катастрофа сначала личного порядка, а следом за ней, если так можно выразиться, и общественного. Цепная, как говорится, реакция: одно за собой другое потянуло.
Но прежде чем перейти к подробностям этого нашумевшего случая, я хочу ознакомить вас с историей дядюшкиного письмеца. Упоминалось там, если помните, о встрече дяди с бывшим гардемарином Бловтом.
Дело было давно — полвека назад. Дядя мой — неграмотный деревенский парень — попал по призыву на флот. Ввиду малой культурности его определили кочегаром. Работал он среди огня и угля, а сам думку пестовал: как бы другую специальность получить? Мечтал дядя стать сигнальщиком. Спал и видел в руках своих язычки флажков.
А в царские времена любую специальность на флоте получить было не так-то просто. Тяга ко всякого рода знаниям не поощрялась. И когда однажды дядя о своих мечтах заикнулся, над ним боцман начал издеваться:
— Куда ты суешься, скотина малограмотная? Сегодня тебе сигнальщиком хочется быть, а завтра ты офицером стать пожелаешь? А там и на капитанский мостик забраться захочется?! Да еще, чего доброго, в министры полезешь?!! Ох, уморил, деревня... Сиди, дубина, возле печки да шуруй уголь, как приказывают! И помалкивай в тряпочку, а то сверну рыло!
Боцман был известный любитель мордобития, его так и прозвали — по любимому присловью — «Свернурыло».
Надо сказать, боцман этот, когда над дядей смеялся, не так уж далек был от истины: сейчас дядек мой заместитель министра, а на флоте в свое время прошел путь от кочегара до капитана крейсера.
Но возвращаюсь к старине: вам уже известно, какие приблизительно слова услышал дядя, решив пооткровенничать с начальством.
Насчет «малограмотности», правда, Свернурыло ошибался. За два года флотской жизни дядя по ночам обучился чтению и письму: товарищи-кочегары его учили без букваря, таясь от офицеров и боцмана.
Сигнальщики же побоялись дядьке помочь. Ведь тогда командование такую политику проводило: то кочегаров с механиками стравят, то сигнальщиков науськают на комендоров, то машинистов — на кочегаров и механиков. Расчет был таков: чем больше различные специалисты между собой склочничают, тем слабее у них коллектив. И всякое общение между матросами, а тем более разных специальностей, преследовалось. Вот сигнальщики и побаивались помочь кочегару.
Однажды корабль стал в док. И часть команды, не занятую на ремонтных работах, перевели с судна в одно береговое подразделение на хозяйственную работенку. Потом приехал граф Бловт, крупный морской начальник, и отобрал в свое близлежащее имение несколько «матросиков поздоровее».
Так попал мой дядек на целых полтора месяца чернорабочим в графскую усадьбу. И как ни странно, тут-то свершилась кочегарская мечта.
Имелся у графа племянник-гардемарин — проходил науки в каком-то высокопоставленном морском училище. И прибыл тот гардемарин в данное имение на побывку. Делать графенку было нечего, стал он к морячкам со всякими разговорами подкатываться. И узнал таким манером, что один из матросов мечтает сигнализацию флажковую выучить.
— Пустяковое дело, — сказал дяде молодой Бловт, — я тебя в два счета этой премудрости обучу... Будешь ты на флажковом языке разговаривать со скоростью молнии!
И действительно, стал учить. Часа по два в день дядя на самодельных флажках отмахивал: графский племянник ему все буквы на бумажке начертил и только изредка наведывался, проверял, как дело идет.
— Самое главное, — говорит, — это передача. А прием ты потом на корабле усвоишь в два счета. Занимайся прилежно, а я тебе скоро экзамен устрою, твою выучку специалистам покажу — ко мне гости должны приехать в ближайшее время. Ах, как интересно будет!
А сам ходит да посмеивается. Посмотрит на дядину работу и усмехнется.
— Талантливый ты, парнюга, — говорит, — так быстро флажковую азбуку превзошел... Ну-ну, самородок, старайся!
Но не успел графенок экзамена провести — вызвали его срочно по какому-то делу из имения. И в этот именно день морякам приказали на свой корабль возвращаться — ремонт окончился.
При первой же встрече с сигнальщиками кочегары им доложили:
— А наш-то, слышали, флажковую освоил. Как дважды два. Без вас обошелся.
Пришли сигнальщики к кочегарам.
— Давай, — предлагают дяде, — начинай передачу. Просигналь что-нибудь. Молитву, к примеру, «Отче наш».
Молитву дядя передавать отказался.
— У меня, думаете, своих мыслей в голове нет?
Да как пошел отмахивать, только флажки в воздухе вензеля пишут.
Кочегары торжествуют: знай, мол, наших!
А сигнальщики глазами хлопают, руками разводят — ничего не понимают.
— На каком же это ты языке пишешь? — спрашивают дядю. — Такого сроду никто из нас и не видывал. Может, ты у японца какого учился?
Ну, слово за слово, стали разбираться. И что же выяснилось? Гардемарин, графское отродье, решил от скуки над простым человеком поиздеваться. Учил кочегара неправильно. К примеру: букву «ф» выдавал за «а», букву «и» за «б» и так далее. Устроил, одним словом, гардемарин для себя потеху. И «экзамен» он хотел провести тоже для забавы — там под хохот гостей все бы и раскрылось.
...А на днях, как сообщает дядя, встретил он этого графского племянника. В оптовой конторе табельщиком работает. И хотя прошло немало лет, старый моряк узнал «учителя».
— Что ж вы на такой небольшой должности якорь бросили? — спросил дядя. — Вы ж интеллигент, можете более производительным трудом заниматься
— Нет, — ответил Бловт. — Оказалось, что у меня в жизни только одна специальность и была — граф. А второй не имелось... Пока я в самом себе да во всем происходящем разбирался, много воды утекло. Вот и пришлось, как видите... ну, да ничего — до пенсии всего два годика осталось... Дотяну как-нибудь!
...Вот об этой-то истории с бывшим графом мне и захотелось рассказать в связи с тем, что произошло на днях с Аркадием Соевым.
А произошло вот что: Аркадий не явился на свидание. На свидание с такой девушкой!
Представьте: стоит Лида на бульваре возле памятника героям-артиллеристам. На том самом месте, где они всегда с Аркадием встречались. Стоит полчаса, сорок минут... А за ней десятки влюбленных глаз следят — потому что сегодня суббота и на бульваре много уволенных в город солдат. Особенно сильно связисты переживают: неужели телефонист способен таким неаккуратным оказаться — на сорок минут к любимой девушке опоздать?!
Так и ушла Лида одна-одинешенька, грустная-прегрустная.
Минут через десять появляется наш красавец. Он шагает как ни в чем не бывало в библиотеку — менять очередную книгу.
За ним потянулось много народу: что поделаешь, любопытство среди влюбленных — неискоренимый порок.
Таким образом, сцена между Лидой и Аркадием происходила при достаточном количестве свидетелей, и дело сразу же приняло общественный характер.
Выяснилось следующее: о свидании, назначенном ему Лидой, Аркадий ничего не знал. Лида уезжала на несколько дней на совещание библиотекарей в соседний порт. Отъезд ее произошел молниеносно, и предупредить Соева не было возможности. Девушка решила оставить в приготовленной для Аркадия книге записку: где и когда они встретятся в ближайшую субботу. А заместительница Лиды передала книжку Соеву.
И вот, когда Соев после несостоявшегося свидания пришел в библиотеку, первым делом Лида за книжку — хвать! — и вытаскивает свое нераспечатанное письмецо.
Аркадий начал извиняться: то да се... дескать, кто же знал, что в книжке оно лежит.
— Значит, ты, брат, этот учебник принес сдавать, не прочитав? — спросил Соева кто-то из приятелей. —
