ради того, чтобы чувство гордости и сознание своей силы росло у однополчан. Но даже и тогда лейтенант еще не понимал до конца смысла, вложенного комиссаром и похищение знамени. И вот только теперь, увидав, как атакующие стремительно опрокинули гитлеровцев и погнали их, добивая в открытом поле, Ковров с радостью понял, почему Абакумов превратил обычную для разведчиков вылазку в ответственное партийное поручение.
Н.КОРОТЕЕВ
ДАМКА
Борис пнул собаку в бок. Рыжий комок шерсти, коротко взвизгнув, отлетел к стене. Инстинктивно прижавшись к плохо оструганным лиственничным бревнам, собака с немым недоумением посмотрела на обидчика. Потом, убедившись, что ее больше, пожалуй, не ударят, собака растерянно облизнулась и прилегла. В полутьме избушки собачьи глаза блеснули малиновым светом. Но лишь на мгновение.
— Чего она лезет ко мне, — брезгливо поморщился Борис. — Путается, путается под ногами. Зачем вы ее держите? Будто у вас есть время охотиться. Вот не закончим к сроку разведку створа — будет нам от начальства такая охота...
Бородатый молча, не поднимаясь с табуретки, сунул руку под стол, достал фляжку со спиртом, разлил. По полстакана, не больше.
— На охоту мы не ходим. А собака... — Бородатый топнул ногой. — У! Где только кобеля найти сумела. Не иначе, в отряд к леденцовскому Кучуму бегала. Не обращайте, Борис Иванович, на нее внимания. Какая с ней охота, коли она щенная. Со щенной на охоту не пойдешь.
После того как бородатый топнул, собака поднялась и ушла в дальний угол. Там завозились, запищали щенята.
— Да ну ее... — вздохнул Борис. — О ней еще мне думать. Тут сроки горят! Через месяц в Москве проект защищать надо, а мы и половины не сделали.
— Ну... Уж и половины нет! Одна привязка осталась.
— Ничего себе — осталась! А вы вторую неделю сидите. И вы, прораб, пальцем не шевельнете. Так- то вот, Демьян Трофимович.
— Было бы чего шевелить, — очень миролюбиво ответил прораб. — При такой погоде не дело делать, а только людей задарма мучить. Вот установится чернотроп, прихватит землю морозцем. И — любо-дорого!
— А сроки? Понимаешь? Понимаешь, Демьян Трофимович? Они, эти сроки, вот у меня где сидят, — хлопнул себя по шее Борис.
Он подумал, что, может быть, прораб и прав, но ему, Борису, начинающему изыскателю, ссылаться на природные условия, оправдываться перед начальством природными условиями...
— Я на этих сроках не сиднем сижу, — нахмурился прораб.
Упрямство прораба вновь рассердило Бориса.
— Именно сидите! Сидите и ничего не делаете. Мне через две недели проектное задание сдавать надо. А материалы где? Где материалы-то?
— Так оно трудно...
— А вы слышали такое — трудности преодолевать надо? Не для того мы сюда приехали, чтобы прятаться от трудностей. А вы тут псарню развели... вместо того чтобы делом заниматься.
Борис увидел, как собака, лежавшая со щенятами в углу, ощерилась и глухо зарычала.
— Пригрели, — зло сказал Борис и подумал, что если бы рассказать прорабу про его, Борисова, отца, то вряд ли Демьян Трофимович остался столь сентиментальным к этим тварям.
— Самостоятельная, — ответил прораб. — Ишь как щерится! А что около вас крутилась, так ватник- то мой под щенятами лежал. Так Дамка вернуть его поскорее просила. Крепко из-под пола дует. Не догадалась, что ваш-то плащ и ватник сушатся.
— Высохли, наверное, — сказал Борис.
— Где там! — Прораб покосился в сторону гудящей чугунной печки. — К завтрашнему вечеру, дай бог. Дождь-то, он перед самым снегом ух какой въедливый!
Борис понюхал плечо наброшенного на него ватника:
— Сухой вроде...
— Махонькие они. Дня не прошло.
— Как с планом будем?
— Не сомневайтесь. Не беспокойтесь, Борис Иванович. Все, так сказать, в ажуре представим. В срок. Снежок пошел, морозец ударит. Подожмет к утру. Все доведем до ажура. Сами поймите: колупались бы мы эту неделю под дождем, работы — шиш, а из людей дух вон.
Смотрел прораб на молодого инженера и хотя совершенно искренне ругал его в душе, но понимал, однако, что этот «пойдет». И хватка есть и умение, а горячность поостынет. Пообтерпится молодой инженер, научится и себя и своих подчиненных защищать, если невмоготу. Тоже дело и умение не из последних, если ты начальник.
Прораб глядел на Бориса, немного одутловатого лицом после дневного, всегда нездорового сна, и продолжал убеждать молодого инженера, что действительно все будет в порядке и он сам, Демьян Трофимович, головой ручается инженеру за это и лично привезет все необходимые сведения не позже чем через три дня.
— Глядите, Демьян Трофимович, — сказал, наконец, Борис. — Потерял я больше полутора суток, ругался с вами чуть не половину из них... Глядите. Поверю, но уж спрошу!
— Сам понимаю. И спрашивать не придется. Все в ажуре представлю.
— Может, мне самому прийти? — спросил Борис. — Мне эти полста километров, как говорят, не крюк.
— Верю. Видел. Ходок хороший. Хоть и первый год в тайге.
— В тайге первый, а ноги к ходьбе привычные. Туристом ходил. Поэтому и лес маленько знаю.
— Лес — одно, а тайга — другое. Тут и старый таежник может впросак попасть. Никто не зарекается. А от таежников вы не отставали. Это верно. Знаю. Теперь-то куда пойдете? На базу?
— Нет, к Леденцову. А что?
— Так оно положено. Вот и спросил. Для порядка. Знать это в тайге надо. А как пойдете?
Борис усмехнулся:
— Через горельник.
— Напрасно.
— Километров пять срежу.
— Порой длинный путь — он самый короткий.
Борис поморщился.
— Ладно, Демьян Трофимович, хватит. Вас послушать, так на сто метров от базы ходить мне нельзя. Хватит! Договорились. А иду я через горельник. Все.
Прораб кивнул и стал смотреть в угол, где лежала щепная собака. В брюхо ей уткнулись пять крохотных щенят.
— Что ж, покушаем. Ватник подсохнет, сапоги. Продуктов сгоношим, — сказал Демьян Трофимович.
— Пожалуй. Ох, и надоели консервы! Я вам банки оставлю, а вы мне...
— Откуда у меня свежина? — Прораб так широко открыл глаза, что можно было подумать, будто он всю жизнь питался тушенкой.
— Ой, Демьян Трофимович... — рассмеялся Борис.
— Ладно, ладно, — поглаживая бороду, чтоб спрятать улыбку, признался прораб. — Какие там
