«Здорово это у тебя получается, хомбре! Получишь орден, большой рыцарский крест «За спасение Родины». И будешь у меня служить барменом. Рад?»
Хотел я ему сказать: «Иди ты знаешь куда!..» Но сказал, конечно, по-другому. Сначала проорал: «Бог, Родина, Свобода!» Потом начал разматывать, словно бухту троса, свои доводы. Мне, мол, Тибурсио Корахо, соленой лошади, моряку «Летучей рыбы» и боцману парохода-кочевника, обидно и стыдно стать барменом, почти лакеем. Вот так, мол, экселенце! Тибурсио Корахо не из такого теста сделан! А он опять икнул, потом рыгнул и заорал: «Заткнись, болван! Будешь получать десять долларов в сутки. Мало тебе, пьяная рожа?»
«Сам ты, — думаю, — пьяная рожа, а я еще и не опохмелился». А какой толк с пьяным дураком спорить? И десять долларов в сутки — это как-никак триста монет в месяц. Согласился я, хоть и стыдно было, и начал круглыми сутками по пять бессменных вахт трясти шейкер[11] . Почему по пять бессменных вахт? Откровенно скажу, сеньор, я пью, какой же боцман не пьет, но пить так, как Отец и Благодетель... Мамита миа! Он ежедневно напивался, ну... как напивается американский солдат к концу дня. И при этом бесился, как бык на корриде, бил тарелки и графины, в щепки разносил стулья. Целое землетрясение. При этом он бил не только посуду, но и морды адъютантов. Они у него сверкали не только галунами и аксельбантами, но и сплошными металлическими зубами. Выбивать зубы — это у него привычка с юных лет. Он же бывший полицейский капрал.
Выдержал я только месяц такой работы. Осточертело мне всё! Даже и доллары не веселили. И решил я смыться из Резиденсио. «Найду, — думаю, — в порту знакомых ребят, спустят они меня потихоньку в трюм какой-нибудь посудины, никакая хефатура не найдет, и уплыву я хоть на полюс, хоть к дьяволу на рога, лишь бы подальше от этого Запивохи и Скулодробителя, тоже с самой большой буквы». Но в тот самый день, когда я решил отдать швартовы, случилось вот что. Теперь, сеньор, и начинается самое интересное. Глотнем? Ваше здоровье!
Я принес эль президенте добрую порцию «Бешеного дьявола». Он хлебнул и потер, улыбаясь, живот.
«Я доволен тобой, хомбре. Твои коктейли спасли меня от скуки, от рыганья, иканья и урчанья в желудке. Рыцарский крест «За спасение Родины» — это дребедень! Ты достоин большей награды. Но чем мне наградить тебя? А, хомбре?»
Он как-то странно начал глядеть на меня. То наклонит голову на один бок, то на другой, то прищурит глаза, то вылупит их, то подойдет ко мне, то отойдет. Так портной разглядывает костюм на клиенте. Наконец хлопнул меня по плечу и заорал:
«Пор диос![12] Нашел! Тебе, хомбре, очень к лицу будет генеральский мундир. К черту генеральский — маршальский! Хочешь быть маршалом?»
Я покачал головой.
«Эка невидаль, сеньор президенте. У нас столько «горилл»[13], что на каждого генерала и маршала приходится по полсолдата».
Он горько вздохнул.
«Ты прав, хомбре. «Горилл» у нас много. Но можно расстрелять пяток-другой. Эти собачьи морды норовят выпихнуть из Резиденсио меня, свободно и законно избранного президента!»
«Уж куда как законно и свободно!» — подумал я. На президентских выборах он получил голосов вдвое больше, чем насчитывается жителей в нашей стране. Вдвойне законно!
А он снова завопил:
«Слушай, хомбре, ты ведь боцман? Верно? Делаю тебя адмиралом! Не контр- и не вице-адмиралом, к черту их! Ты будешь адмиралом Карибского моря! Ведь был же у Колумба чин — «Великий адмирал океана». Что, неплохо придумано?»
«И я буду плавать? — обрадовался я. — Мне бы, — думаю, — только палубу под ноги, а там я покажу тебе бизань![14] Ищи свищи своего адмирала Карибского моря!»
А он, скотина, отвечает:
«Плавать ты не будешь. Еще утонешь, а я без тебя обойтись не могу».
Так стал я адмиралом Карибского моря. Очень красивый сшили мне мундир. Всюду галуны: на рукавах, на воротнике, на груди, на боках, на спине и даже ниже. Но я по-прежнему взбалтывал коктейли. И когда я тащил в салон очередную порцию «Бешеного дьявола», адъютанты становились передо мной во фронт. А бежать из Голубого дворца стало трудно. При мне, адмирале, теперь неотлучно находился флаг- офицер. Он даже спал в соседней комнате. Оставалось надеяться только на судьбу и мадонну Гваделупскую. И они мне помогли.
Однажды утром зовут меня к эль президенте. Отец и Благодетель сидел трезвый, как поп перед обедней, и, морщась, тер лысину.
«Собирайся, хомбре, в плавание. Даю тебе наш лучший военный корабль — тяжелый крейсер «Гроза морей».
Я чуть не заплясал от радости. Плавание! Открытое море! «Ревущие сороковые», мыс Горн! У меня в ушах засвистел уже добрый фордак[15]. Ах, диос! Не пришлось мне на этот раз проветриться в ревущих широтах.
Моменто, сеньор! Сейчас объясню вам, куда послал меня плешивый пьяница. Припомните-ка, сколько государств понатыкано на Перешейке и на островах Карибского моря. Всем им я должен был нанести дружеский визит, показать союзникам наш флаг и нашу морскую мощь. Это было связано со «сборищем в Панаме президентов этих государств. Был там и президент гринго, тот, прежний, которому в Японии показали поворот от ворот. Помните, сеньор, такое сборище? Они совещались, как состряпать еще одну НАТО. «Карибскую НАТО».
Эль президенте опять принялся мрачно насандаливать свою плешь и сказал мне:
«Я ехать на совещание не могу. «Гориллы», собачьи морды, что-то затевают. Но я — это я! И ты будешь представлять на совещании мою высокую особу. Ты передашь мое личное письмо моему закадычному другу и союзнику из Белого дома. Я пишу о духовных узах, связывающих две наши великие демократии. Ты все понял? Только на Кубу не заходи. Эти барбудос все сплошь рохо и дикари из джунглей.
Не понравилась мне эта затея. Не хочу я вмешиваться в высокую политику. И всякие там духовные узы, это тоже не по моей части, а сколачивать новые НАТО, на это я, клянусь морем, никак не согласен! Но у меня под ногами будет палуба, вот что главное! Об этом я мечтал, клянусь морем!
«Сделай мне запасец «Бешеного дьявола» и плыви с богом, — закончил наш разговор эль президенте. — «Гроза морей» к походу готов, команда укомплектована. Денег я тебе на плавание не дам. В казначействе сейчас временные небольшие затруднения. Но в первой же дружественной столице обратись в наше посольство, и тебе выдадут кучу денег. Отправляйся же, мой верный эль альмиранте!»
Я скомандовал себе аврал, наболтал для эль президенте десять галлонов «Бешеного дьявола» и помчался в военный порт. Мне не терпелось взглянуть на мою «Грозу морей». О, мамита миа! Не на тяжелом крейсере развевался мой адмиральский брейд-вымпел, а на дряхлом «либерти». По некоторым приметам я с первого взгляда узнал ту самую посудину, на которой возил вам в Кольский залив яичный порошок и свиную тушенку. Но она за прошедшие годы кое-что потеряла и кое-что приобрела. Потеряла она форштевень — может быть, от удара о рифы, а может быть, пьяный кэп врезался с ходу в пирс. На месте разбитого форштевня приварили какую-то перекошенную балку, и «Гроза морей» стала похожа на боксера, которому на ринге своротили нос. А приобрела она тонны грязи. Жирная грязь была всюду: на палубе, в кубриках, даже на мостике. Собирали ее, видимо, со всех уголков земного шара. А еще прибавились здоровенные, как собаки, крысы! Тоже, наверное, со всех доков мира. Душа корабля — компас, не так ли, сеньор? Но если бы вы видели компасную установку «Грозы морей»! Нактоуз английский, колпак французский, котелок норвежский, а поплавок с картушкой — японский. Его покупали по частям у портовых старьевщиков. А команда! О господи! Шваль, вонючие бичкомберы, подонки из портовых ночлежек. Вы спрашивали, были ли на «Грозе морей» офицеры. Были! Обо всех говорить долго и неинтересно. Я расскажу вам только про двоих, а по ним вы сможете судить и о всей остальной офицерской банде.
Командиром крейсера был фрегат-капитан. Ох уж эти современные фрегат-капитаны! Они повесят койку поперек корабля, они способны плюнуть на палубу и свистеть на шканцах. Матросы в первые же дни прозвали его Краб. У него были такие выпученные глаза, будто его крепко стукнули по затылку. И фигура у
