Жирные щеки немца дрогнули и обвисли. Понимая, в каком он состоянии, я старался быть красноречивым, насколько мне позволяло знание языка.
— Войне конец. Все вернутся домой к своим фрау и детям, будут работать, отдыхать. — Взглянув на большой живот собеседника, я подумал: «Он определенно обжора», — и поэтому добавил: — Все будут вкусно кушать: курица, гусь, поросенок. Хорошо! Кофе, шнапс, сигары. А вы будете мертвый, вас снимут с веревки и закопают в яме.
Краузе смотрел исподлобья. Ох, если бы сейчас развязать ему руки — он разорвал бы меня в клочья и каждый клок еще растоптал бы сапожищами! Надо было заставить пленного говорить. Время шло, грохот боя не умолкал. Скоро придут сюда наши войска, а Гитлер удерет из-под носа у нас! И я продолжал искушать:
— Но вы можете остаться живым…
Эсэсовец с недоверием посмотрел мне в глаза.
— Что я должен для этого сделать?
Я решил не говорить ему прямо о том, что нас интересует, и сказал следующее:
— Мы свое дело сделали, теперь должны уйти. Здесь всюду сильная охрана. Если выведете нас из этого района, мы вас отпустим.
— Не обманете?
— Даю слово офицера.
— На вас форма немецкого офицера, а наши офицеры умеют держать слово.
— Советские тоже.
Немец с любопытством посмотрел на меня и признался:
— Первый раз вижу живого русского офицера.
— Вы согласны?
— Да.
— Но если попытаетесь обмануть, первая пуля — вам. — Я достал пистолет из кобуры. Сказал, чтоб развязали пленному только ноги. Затем вывел его в зал. Мы остановились у окна. Я стал быстро задавать вопрос за вопросом:
— Где несут охрану караулы?
— Они перекрывают все улицы, которые подходят сюда. Крайние дома этого квартала превращены в крепости.
Я посмотрел на темные силуэты зданий. Оказывается, мы по канализации проникли прямо в центр оцепления. Немец между тем продолжал:
— Второе кольцо охраняет рейхсканцелярию снаружи: ворота и входные двери. Оба кольца — это батальон СС. Наш эскортный батальон дежурит внутри.
— Где был ваш пост?
— В этом крыле канцелярии, — эсэсовец кивнул на самый ближний к нам край дома напротив.
— Черт возьми! Вторые сутки мы находимся рядом с Гитлером, — сказал я разведчикам ровным голосом, чтобы немец по интонации не уловил моего волнения.
— Значит, вы стояли у входа в бомбоубежище. А кто охраняет двери, выходящие в сад?
— За каждой из них стоят четыре парня из батальона СС.
— Где размещается свободная смена?
— Они спят на первом и втором этажах, в бывших служебных помещениях. Сейчас дом пуст. Все генералы в бетонных бункерах под землей.
— А где самолет Гитлера?
— Этого я не знаю. Говорю правду. До 24 апреля он был на аэродроме Гатов, но сейчас этот аэродром уже не действует. 25-го мы собрали население и подготовили уличную магистраль как взлетную площадку. Когда рассветет, вы увидите вон там срубленные деревья и сваленные столбы. Мы сняли все, что может помешать взлету. На эту улицу уже садился самолет. Прилетел генерал фон Грейм. Его жена Ханна Рейч управляла самолетом. Она прекрасная летчица-спортсменка. Говорят, генерал будет назначен главнокомандующим воздушными силами вместо Геринга.
— Где самолет Ханны Рейч?
— Где-то здесь, замаскирован. Генерал не улетел, он у фюрера.
Краузе начинает говорить о том, как нам лучше пройти по дворам, чтобы выбраться из этого района. Я не слушаю. У меня в голове мелькают наметки наших последующих действий. Сквозь охрану нам не проникнуть в подземелье. Удобный момент для захвата — посадка в самолет. Гитлер едва ли захочет, чтобы многие видели его бегство. Он придет к самолету с самыми близкими. А если мы с ними не справимся? Приближенных и охраны будет больше, чем нас. Правда, на нашей стороне внезапность. Итак, ближайшая наша задача — разыскать самолет и вывести из строя мотор. Но чтоб гитлеровцы об этом не знали. Тогда, если нам не удастся захватить фюрера, он не сможет улететь. Самолет, несомненно, охраняется, труднее всего будет подобраться к нему и уйти незамеченными.
— Когда мы пойдем? — спросил Краузе.
— Обстоятельства изменились, придется задержаться.
— Обманули? — с укором констатирует он.
— Почему вы так думаете? Вас же не вешают.
Я коротко пересказал разведчикам все, что услышал от пленного.
— Давайте думать, как быть дальше. Макагонов, уведи пленного в ванную и уложи, пусть отдыхает.
— А не кокнуть его? — доверительным тоном спросил Саша Пролеткин. — Что с ним возиться? Только обуза…
Пленный действительно был обузой, если водить его за собой. К тому же он может выдать нас. Я ненавидел фашистов, беспощадно убивал их в бою. Но убить пленного не позволяла совесть. Вид связанного человека меня обезоруживал.
— Нет, — сказал я Саше. — Отведите его в ванную. Потом видно будет.
После длительного обсуждения обстановки решили приступить к поискам самолета. Разделились на пары — я с Шовкоплясом, Макагонов с Пролеткиным, Жуку поручили охранять пленного.
Остаток ночи мы лазили по развалинам. Шовкопляс и я добрались до поваленных деревьев и столбов. Да, Краузе не солгал: улица была расчищена, воронки от снарядов на ней засыпаны. Однако самолет нам обнаружить не удалось. На рассвете вернулись на свою базу. Макагонов и Пролеткин тоже не нашли самолета.
«Будем изучать окружающие нас развалины днем, — решил я. — Пойдем в соседние квартиры, может, увидим самолет из других окон».
В течение дня нам так и не удалось обнаружить самолет. Мы решили взять еще одного пленного в районе взлетной площадки.
Однако события, которые развернулись с утра 30 апреля, нарушили все наши планы. В десять часов тридцать минут началась артиллерийская подготовка. Явно готовилось общее наступление наших.
В доме напротив гитлеровцы забегали, как муравьи в развороченном муравейнике. Но удирать было некуда. Наоборот, сюда с разных направлений стекались разбитые части. Охрана канцелярии пока еще продолжала действовать — эсэсовцы не пускали отступающих за ограду. Но первое кольцо охраны, которое находилось на подступах в укрепленных домах, было прорвано. По Фоссштрассе сплошным беспорядочным потоком двигались грязные, измученные солдаты, автомобили, танки. Ими никто не командовал, они просто брели в ту сторону, куда пока еще можно было идти. Очевидно, наши войска продвигались успешно. К середине дня мы уже отчетливо слышали автоматные очереди у станции метро «Фридрихштрассе», это было совсем близко.
Позже из газеты мы узнали, что Гитлер застрелился, его закатали в ковер и сожгли вместе с Евой Браун, которая тоже покончила жизнь самоубийством. Их сожгли во дворе рейхсканцелярии, облив бензином, спущенным из автомобиля Гитлера. Нацисты перед приходом наших войск уничтожили документы, трупы высокопоставленных деятелей рейха, пустивших себе пулю в лоб или убитых во время артиллерийских обстрелов и бомбежек.
Мы не придали особого значения тому, что происходило на наших глазах, тем более что в те минуты
