отбракованная аптечная посуда; над ними тучи ворон и галок. Три дня пулял по ним из рогатки какой-то паренек в кубанке. Камешков не было, стрелял пузырьками. Один из патрулей даже отвесил зазевавшемуся малому оплеуху:
— Зачем паф-паф… ворона? Жраль, да?
— А что же есть нам? — насупился парень.
Солдат брезгливо сплюнул. На всякий случай обшарили сумку паренька, нашли бутылку самогона.
Самогон тогда был самым ходовым товаром, непременным приложением к любому пропуску, комендантскому разрешению. Прихватывал с собой его и Яшуня.
— Купи, продам! — набился он солдатам. Те, конечно, отобрали бутылку и тут же распили. Посмеиваясь над дурашливым малым, пошли своей дорогой.
Хныча, требуя деньги, малый поплелся за ними, дошел чуть ли не до самого ограждения. Обернулись солдаты, цыкнули, пугнули автоматами. Со всех ног пустился малый назад. Но дело было уже сделано — сумел Яков незаметно пустить из рогатки два пузырька с горючкой в оконце опломбированного, груженного боеприпасами вагона…
Невеселой была у фашистов опохмелка.
В боевом напряжении жил подземный штаб Нерубайского.
Уходили на задания, возвращались с заданий — всех провожал, ждал, встречал Молодцов или, как он теперь назывался, Бадаев.
Вернулись командир отделения Иванов и парторг отряда Зелинский. Уставшие, в грязи, но довольные — испытали свое новое взрывное устройство.
— Срабатывает как часы! — отрапортовал Иванов.
— А результаты? — поинтересовался Молодцов.
— Два товарняка вверх колесами.
— Молодцы! Теперь бы еще на другом перегоне, но об этом завтра, сейчас ужинать, — глянул на часы, — вернее, завтракать и спать! Марш!
Вечером в катакомбы спустился Федорович. Он по-прежнему благоухал парфюмерией, хотя наверху был уже не «директором ТЭЖЭ», а владельцем слесарной мастерской.
— Я вызывал вас еще позавчера, — заметил Молодцов.
— Позавчера не имел вот этого! — с видом победителя он протянул выданное ему городской префектурой разрешение на свободное хождение по городу — пропуск постоянного типа.
— Легализовались… Это хорошо, — смягчился Молодцов.
Федорович разложил перед Молодцовым объявленные декреты, приказы, первые номера издаваемой оккупантами газеты «Молва».
Чего только не было в этой, с позволения сказать, «газете» — официозе губернаторства Транснистрии!
Среди других оповещение:
Бойко вынул из ботинка и протянул Бадаеву скатанную трубочкой шифровку — велено передать, что встреча возможна как раз в ресторане «Ша нуар».
— А вы, Петр Иванович, не сообщаете главного, — заметил Молодцов, прочитав шифровку, — у комендатуры новый адрес?
— Да, взлетело на воздух все правое крыло. Полагают, что мины были заложены до эвакуации города, а взорваны по радио…
— Очевидно, — согласился, улыбнувшись, Молодцов. — Радио в наши дни творит чудеса!
…Все складывалось так, что Молодцову нужно было выйти в город самому. Москва разрешала это лишь в крайнем случае. Но вот уже с неделю изо дня в день Григорий (так именовал себя в радиограммах начальник опергруппы центра) запрашивал о Дальнике.
В Дальницких катакомбах разместилась дублирующая, временно законсервированная группа. Сведения о ней были противоречивыми: одни утверждали, что прикрывающий катакомбы верховой[11] отряд Дальника расконспирирован, группа блокирована и, возможно, уже арестована; другие заявляли, что видели людей группы в городе.
В переданной шифровке хорошо проверенный, давно связанный с нашей разведкой информатор- немец по имени Курт, сообщая о взрыве комендатуры, просил в то же время личной встречи для какого-то важного сообщения о верховой разведчице, на след которой напали агенты сигуранцы.
На рассвете, взяв с собой двух связных, Молодцов вышел в город.
С эвакуацией советских войск Одесса сразу оказалась в глубоком тылу. Не доносились даже звуки канонады. И в город мутным потоком хлынули из белоэмигрантских нор Европы «бывшие» — фабриканты, заводчики, ростовщики, спекулянты, маклеры, рецидивисты, жулики. Особенно много этой нечисти кишело на Привозе.
С отвращением пересек Привоз Молодцов. Он был в форме офицера вермахта. Солдаты вытягивались перед ним.
В конце базара он свернул к букинистической палатке:
— Иест што-нибудь антикварний? — спросил он книготорговца на ломаном русском языке.
Тот, глянув поверх очков на офицера, порылся под прилавком и извлек потрепанную книжонку.
— Вот довольно интересный экземпляр.
Офицер просмотрел бегло несколько страниц. Замусоленные, зачитанные, они имели на полях и среди строк массу пометок ногтем и карандашом.
На семнадцатой странице, как и полагается, проставлен был инвентарный номер. Он и являлся ключом для расшифровки «пометок».
— Сколько? — спросил офицер.
— Экземпляр редкий. Десять марок, но господам немецким офицерам скидка.
Офицер бросил на прилавок марку.
С Привоза Молодцов направился на биржу.
— А, мон шер, — встретил его один из биржевых дельцов. — Интересуемся курсом марки, доллара, леи? Пожалуйста, наисвежайший бюллетень.
И Молодцов получил еще одну шифровку.
Среди однообразных цифровых колонок важнейшей для него была выписанная от руки. Кто-то сложил столбик цифр. Но результат сложения не исчерпывался обозначенной под чертой суммой. Свои коррективы должна была внести еще и бомбардировочная авиация.
У поворота на Нежинскую Молодцов зашел в табачный ларек. Папиросник начинил противоникотинными фильтрами пачку «Тройки». Под фильтрами была «начинка» посущественнее. Сообщили: Яша Гордиенко будет ждать Молодцова, как всегда, на Приморском бульваре у пушки. Но до этого нужно свести все полученные сведения в шифровку для Москвы, чтоб ее передали сегодня же. Пришлось зайти на одну из конспиративных квартир.
Дом оказался полуразрушенным — стены растрескались, осели, но спрятанный в одной из отдушин флакончик специальных бесцветных чернил, к счастью, уцелел. Шифровку Молодцов разместил в междустрочьях газетной передовицы.
На Приморский бульвар отправился уже под вечер. Еще издали услышал зазывной мальчишеский голос:
«Чистим, драим! Гуталин «экстра» маем!..»
— Сидайте, пан офицер, сидайте! — паренек смахнул с каменного парапета пыль.
Офицер застелил парапет четвертушкой газеты, шепнул:
— Газету отправишь в колодец. На Военном спуске зайдешь к сапожнику, передашь эту марку.
Расплачиваясь с чистильщиком, офицер протянул пареньку купюру с оторванным уголком.
