не течет, а низвергается водопадом.
— Понимаю, коллега, ваше нетерпение, но поймите и нас. Некоторые официальные лица в Бонне усматривают в деятельности РСЕ-РС определенное препятствие на пути расширения связей с Востоком, реализации известной вам «восточной политики». Поэтому наше правительство неохотно идет на сотрудничество, особенно в вопросах обеспечения безопасности вашей радиостанции — ведь радиоцентр подчинен Вашингтону, американской юрисдикции. Таковы тонкости вопроса. Всё зависит от вас, господин Каммингс. Вот если бы вам удалось найти что-то конкретное, раскрыть заговор восточных секретных служб, тут бы вся Германия пришла к вам на помощь и лично Фольман собственной персоной. Клянусь.
— «Высшая политика», «государственные интересы»…
— Это так. Но я вас пригласил не столько для беседы. Мы тоже кое-что делаем. Да-да, не смотрите на меня скептически. Наши парни опросили около сотни граждан, которые в те роковые часы проходили, проезжали на такси или частных машинах мимо Английского парка. Мы составили фоторобот одного из возможных террористов. Не хотели бы взглянуть?
Когда в зале погас свет, Ричард впился глазами в экран.
— Черт побери, да ведь это турок!
— Согласен, лицо балканского типа, — осторожно поправил его Фольман.
Он не сказал Фольману — что-то удержало, — что и воскресенье Панковиц сообщил ему интересную новость. Немецкая фирма «Грунд безиц Гбмх унд К°», которой принадлежит здание радиоцентра, долго тянула с выполнением заявки РСЕ-РС на ремонт и профилактику воопроводных труб в подвальных помещениях. И только в роковую субботу согласно записи в журнале посетителей мастер с документами сотрдника фирмы в 19.00 прибыл на объект. В руках держал чемодан с инструментами. Пропуск с разрешения Панковица был выписан на Кючюк-оглу, турецкого гражданина.
Если бы Ричард не ушел на свидание, за разрешением выписать турку пропуск обратились бы к нему. Он бы допросил этого парня: почему тот явился в субботу, да ещё в столь поздний час. Выходит, те, кто замышлял акцию, кто посылал на объект «гастарбайтера», знали, где в это время будет находиться Каммингс. Потому — неожиданный звонок Фольмана в отель. Неужели Ирми связана с Фольманом? Воистину лабиринт. Отметки о времени ухода мастера в журнале не было.
— Господин Фольман, я хотел бы иметь портрет этого типа размером, скажем, 50 на 50. Мы установим его а фойе радиостанции для опознания.
За портретом он решил установить скрытую телекамеру, чтобы следить за реакцией, тех, кто будет изучать, лицо террориста.
Оставалась ещё надежда на экспертизу остатков взрывчатого вещества. Каждое из них несет метки, способные подсказать специалисту, когда, в какой стране или на какой фирме его создали. Ричард нетерпеливо посматривал на телефон, ожидая звонка.
Наконец-то!
— Каммингс слушает… — Нет, это были не эксперты. Он узнал голос Кричлоу. — Джеймс? Где ты? Голова идет кругом, ты мне сейчас вот как нужен!
— Не кричи. Если я кому-то нужен, значит, я здесь, в Мюнхене.
— Где встретимся?
— Давай, по старой памяти, в кафе «Аннаст».
За столиком кафе Ричард с трудом узнал Кричлоу. Годы сделали своё дело. Перед ним сидел пожилой, совсем седой обрюзгший человек. После приветствий Каммингс кратко наложил свои версии, сомнения и предположения, оставив «за скобками» только Ирми.
— В связи с этим на территории Английского парка установили закрытые наблюдательные посты, фиксируем появление подозрительных типов, ведём проверку документов, но пока всё тщетно. Единственная зацепка — турок…
— Это пустой номер, — перебил его монолог Кричлоу.
— Ну почему? Или ты уже знаешь, где сейчас сидят те, кого мы ищем? Быть может, они закусывают шпикачками с пивом?
— Или поглощают бигос и запивают «Выборовой»? — вопросом на вопрос ответил Джеймс
— Может, разливают по стаканам ракию?
— Или закусывают черной икрой?
— Может, всё-таки предпочитают «Мастику» или «Плиску»?
— Хватит, Ричард, не будем гадать. Но ты знаешь наши отношения с Турцией, и межгосударственные, и по линии НАТО. Даже если ты накопаешь на этого турка гору обвинений, воспользоваться ими никто не сможет, да и не захочет, по крайней мере в Вашингтоне. Я тебе кое-что объясню. Наш Совет по международному радиовещанию планировалось создать еще в 1973 году. Сенатская комиссия составила доклад, вынесла свои рекомендации. Когда же утвердили положение о СМР? Только в прошлом году. Пять лет существовала организация, не имея юридического статуса. Причины? Борьба, соперничество, как хочешь это назови, между ЦРУ и государственным департаментом за власть, за «контрольный пакет акций» на РСЕ-РС. Слишком лакомые здесь кусочки, финансовые и прочие привилегии. Короче, твоё расследование — это рычаг. В случае успеха он окажется в руках Лэнгли: «радиостанции грозит серьезная опасность», «здесь нужна наша твердая рука». В противном случае рычаг в руках государственного департамента, и он уж постарается нас потеснить и отсюда, и из СМР.
— Не понимаю, чего вы там не поделили?
— Как бы тебе проще объяснить… СМР создан, и теперь от этого никуда не денешься. Мера эта была вынужденная — после известных тебе громогласных разоблачений или саморазоблачений роли ЦРУ на РСЕ- РС. Вопрос теперь в другом: кто персонально заседает в СМР — наши люди или макинтоши из государственного департамента. Понимаешь? Когда Бжезинский попытался протащить в СМР Поля Сибьюри, Лео Черне и Вильямса Гриффита, то есть людей, прочно связанных с американской разведкой, вспомни, какой крик поднялся на Капитолийском холме. «Заговор против СМР!», «СМР в опасности!» Квартет сенаторов из комиссии по иностранным делам послал президенту Картеру жалобу «о попытках бывших высокопоставленных сотрудников ЦРУ, находящихся в правительстве и вне его, вмешиваться в работу СМР» «Вмешиваться», представляешь? Сенаторы имели в виду Ричарда Пайпса из Совета национальной безопасности и секретную записку Лео Черне, в которой он категорически утверждал, что этот федеральный совет и его члены, по существу, не способны выполнять поставленные перед ними задачи, и рекомендовал передать функции СМР администрации РСЕ-РС, где как раз сидят наши парни. Тогда, к сожалению, не получилось. Сейчас Лэнгли катит на СМР вторую волну — это сокрушительный девятый вал.
— Но теперь в Белом доме другой президент. Всё будет по-другому.
— Вот именно, Ричард, с его приходом борьба за полный контроль ЦРУ над радиостанцией, за полный контроль над СМР вступила в новую фазу. Снимаются ограничения, наложенные Картером на деятельность американской разведки. Основной акцент — тайные операции. Это ренессанс — эпоха возрождения в ЦРУ. И на каждом стуле в СМР, и за каждым столом на РСЕ-РС должны сидеть наши люди. Планировать и проводить в жизнь тайные операции под крышей радиовещания.
— Часть столов всё-таки будет занята эмигрантами…
— Придется их терпеть. Для камуфляжа. ЦРУ не намерено смешивать «яблоки с апельсинами» — использовать и американский персонал и эмигрантов для проведения секретных операций. Пусть эмигранты надувают свои легкие и льют желчь на соотечественников по ту сторону. А мы будем тихо, незаметно заниматься своими делами. Внимание публики обращено на радиовещание, в чём, она полагает, и есть смысл существования РСЕ-РС. Вещание как гипноз, оно завораживает. А наше поле деятельности остается, как правило, за кадром. И тут мы боремся за сферу влияния…
— И борьба идет с переменным успехом…
— Не скажи. Мы в Лэнгли через своих журналистов повели кампанию по дискредитации нынешнего состава СМР. Ставим под сомнение компетентность членов совета, эффективность проводимых ими мероприятий, подчеркиваем при случае отставание внешнеполитической пропаганды США. Наши люди в СНБ намекают администрации на необходимость реорганизации совета. Вот, посмотри, — Джеймс порылся в
