разноцветными огнями реклам по вечерам. И только через некоторое время Игорь понемногу стал замечать то, о чем он не раз читал: безработица, преступность, наркомания, инфляция, не уверенное в завтрашнем дне общество, пронизанный коррупцией государственный аппарат. К этим проблемам нужно добавить и терроризм, достигший здесь невиданного размаха. Обо всём этом и писал в своих материалах Горанин.
«Надо бы принять горячую ванну…» — подумал Игорь. Но сначала он решил посмотреть программу теленовостей — ему было интересно, как дадут в эфир демонстрацию, на которой он сегодня побывал.
Включив телевизор, Игорь снова опустился в кресло и ещё плеснул себе холодного чая, но тут же резко поставил чашку на стол.
С появившегося на экране изображения на него смотрело взволнованное лицо диктора, который торопливо читал текст:
— По самым первым оценкам, в результате взрыва на вокзале пострадало несколько десятков человек. Многие из них скончались на месте. Полиция оцепила место происшествия. Отряды спасателей разбирают завалы и отыскивают раненых под обломками здания…
Дальше Игорь слушать не стал. Выключив телевизор, схватив плащ, он выскочил на лестничную клетку.
«Теперь грипп обеспечен», — машинально отметил Горанин, шагнув в лифт. Дверцы плавно закрылись, и кабина стремительно скользнула вниз.
Дождь, моросивший всю вторую половину дня, усилился и превратился в настоящий ливень. Игорь, подняв воротник плаща, перебежал к припаркованному на стоянке возле дома автомобилю. По путл к вокзалу Горанину несколько раз приходилось съезжать на правую полосу, уступая дорогу завывающим сиренами, сверкающим огнями машинам полиции и «скорой помощи». Почти добравшись до места, он увидел шеренгу полицейских. Горанин похлопал себя по карману, проверяя, на месте ли журналистское удостоверение, и взглянул в зеркало заднего обзора — темные круги под болезненно блестящими глазами, влажные волосы слипшимися кольцами падают на лоб, густая щетина проступила на подбородке и щеках. Но прихорашиваться некогда — дорогу автомобилю повелительным жестом преградил вооруженный короткоствольным автоматом карабинер. Горанин притормозил и, опустив боковое стекло, протянул удостоверение.
Карабинер, даже не взглянув на документы, указал стволом автомата в направлении соседней улицы:
— Сворачивай туда — здесь проезд закрыт!
Горанин нажал педаль газа, круто вывернул руль. Машину ему удалось поставить не сразу — как всегда, привокзальные улицы были забиты припаркованными автомобилями. Возвращаясь назад, к вокзалу, Игорь почти бежал. Около самого здания полиция сдерживала бурлящую толпу. С трудом пробившись сквозь неё, Горанин снова протянул одному из полицейских свое удостоверение.
Лицо смуглого парня блестело от пота, стекавшего из-под форменной фуражки, он с видимым усилием удерживал под руки своих коллег, на которых напирали любопытные.
— Нет, синьор, — покачал головой полицейский. — Приказ — никого не пропускать!
Горанина толкали со всех сторон, но он не уходил, надеясь всё-таки попасть за оцепление. Интуиция его не обманула. Вскоре от группы людей, осматривавших место происшествия, отделился человек и, подойдя к капитану карабинеров, что-то сказал ему. Тот кивнул и, подняв мегафон, объявил:
— Пропустите журналистов!
Полицейский, которому Горанин показывал свою журналистскую карточку, расцепил руки и устало улыбнулся:
— Вот теперь проходите, синьор.
Протиснувшись между ним и его коллегой, Игорь с облегчением вздохнул и устремился к ещё дымящимся руинам правого крыла вокзала. Здесь теснились машины «скорой», полиции, пожарные. Пахло гарью, под ногами хлюпала вода, скрипело битое стекло, обломки кирпича. Раненых было немного — основную часть уже увезли в больницы и госпитали. Некоторым из оставшихся помощь оказывали прямо на месте — делали перевязки, уколы в вены, накладывали жгуты. Чуть в стороне рядами на мостовой лежали накрытые кусками брезента носилки. Из-под них просачивалась кровь и, смешавшись с дождевыми каплями, стекала в лужи, окрашивая их в темный цвет.
Около носилок стояла группа полицейских и несколько человек в штатском. Среди них по непокрытой седой шевелюре, развевающейся на ветру, журналисты ещё издали узнали комиссара Вентуру. Через несколько минут, сделав первые фотоснимки и бегло осмотрев место происшествия, репортеры окружили комиссара плотным кольцом. Он, не торопясь, достал из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой. Вспыхнул огонек, осветивший крючковатый нос, нависший над щеточкой усов, и большие внимательные глаза. Вентура глубоко затянулся и, пустив клуб дыма, негромко произнес:
— Господа, буду краток. Сообщение о взрыве было передано на центральный пост полиции в 23 часа 27 минут. В 23.31 первые наши машины прибыли на место происшествия. По предварительным данным, от взрыва погибло 34 человека, 116 — ранено. Каких-либо сообщений о том, кем совершен этот террористический акт, к нам в полицию и в редакции газет не поступало Правда, — комиссар выпустил ещё клуб дыма, — один след есть. Среди жертв обнаружен труп: лицо, несмотря на ожоги, можно узнать, и, уверен, оно вам так же хорошо знакомо, как и мне.
Вентура бросил под ноги окурок и, кивнув, указал на носилки, лежащие в стороне от других. Сержант, который ждал сигнала, нагнулся и откинул брезент. Журналисты окружили носилки. Кто-то удивленно присвистнул. Засверкали вспышки, защелкали фотоаппараты
— Подумать только, Марио Коста! — проворчал какой-то толстяк, покачивая головой.
Через несколько минут журналистов стало значительно меньше — многие поехали в редакции, чтобы успеть подготовить сенсационное сообщение для экстренных выпусков.
По дороге домой Горанин включил в автомобиле печку и почти согрелся. Но когда он вспомнил устремленные в небо, застывшие в немом удивлении глаза, четко очерченный нос, обожженные губы и подбородок, он вновь почувствовал озноб.
— То, что не могла сделать полиция, произошло благодаря роковому случаю: Марио Коста успокоился навечно…
Улицы из-за дождя стали похожи на блестящие зеркала, в которых отражались разноцветные огни реклам.
Посол передернул плечами и, отвернувшись от окна, с легкой улыбкой сказал Уильямсу:
— Нынешняя холодная осень никак не соответствует жаркой политической атмосфере.
Уильямс, человек среднего роста, с худощавым лицом, на котором поблескивали очки в тонкой оправе, согласно кивнул начинающей лысеть головой. Он работал в посольстве всего около года и был назначен сюда координатором деятельности ЦРУ после службы в Афганистане и Индии, где, несмотря на весьма непростые условия — с точки зрения его специфической деятельности, — он сумел добиться неплохих результатов. За последние семь лет Уильямс был дважды повышен в звании и в январе нынешнего года направлен в новую страну накануне назревших там сложных событий.
Уильямс внешне был подчеркнуто почтителен, хотя на самом деле относился к послу с легким пренебрежением. Глава дипломатической миссии не был профессионалом. Он оказался на этой работе лишь благодаря вовремя оказанной услуге президенту в период его предвыборной кампании. Тот этого не забыл, и, назначая своего помощника послом, предоставил ему возможность вести роскошную жизнь на берегах Средиземноморья. Вместе с тем новоиспеченный дипломат обладал прекрасной интуицией, умел предвидеть развитие событий, что не раз сослужило ему добрую службу.
Ныне посол был встревожен. За все время его пребывания в стране обстановка здесь ни разу не складывалась столь неблагоприятно с точки зрения НАТО и в первую очередь США. Парламентские выборы, которые должны были состояться ровно через тринадцать дней, не сулили ничего хорошего: впервые коммунисты пользовались здесь столь большой популярностью и, по всей вероятности, могли войти во вновь сформированное правительство.
Такой ход событий не мог не вызвать недовольства за океаном. Последние два месяца сотрудникам посольства и самому послу пришлось работать очень напряженно в поисках путей ослабления коммунистического влияния и усиления позиций правых сил.
