полкоролевства в приданое.
И все бы хорошо… Но… молодой король, которого все считали воякой знатного роду-племени, проговорился во сне: «Эй, малый, не ленись! Шей-ка куртку да заштопай штаны, а то я отколочу тебя аршином!»
Оказывается, он не знатного роду, а портной. Королевна, твой муж был портным. Пусть храбрый, благородный — королевне низко, что ее муж был портным. Она от него отказалась. Она его предала.
Конечно, удалый портняжка и здесь всех перехитрил и остался владеть королевством. Все бы ничего… но она предала.
— Уф! — громко выдохнул Антон.
Вот так сказочку преподнес Антону директор! Должно быть, Семену Борисовичу важно, что портняжка смелый и умный и победитель. Но королевна его предала.
Зазвенел телефон.
— Антон, привет! Куда ты пропал? Что ты делаешь, Антон?
— Читаю сказки братьев Гримм.
— Антон, ты меня уморишь. Вечный ребус. Только и знай, загадки отгадывай. Что нового, Антон?
Если бы не сказка братьев Гримм, может быть, Антон сейчас по телефону сказал бы Асе о происшествиях сегодняшнего дня: заявлении его в ПТУ и записке Гри-Гри.
Антон, есть еще время сделать выбор, вернуться в школу, помня храброго портняжку, ремесла которого застыдилась королевна.
Нет. Выбор сделан. Записка с денежным расчетом — один рубль семь копеек в день на еду лежит перед ним на столе, напоминая, что мама в больнице, а когда вернется домой, ей нельзя перерабатывать.
— Ничего нового, — ответил Антон. — А у тебя?
— У меня великолепные новости! — радостно воскликнула Ася. Милый голос, чистый, ясный. Ее голос, смех, вся она нравится Антону, может быть, он верно влюблен, как сказал Колька Шибанов.
— Какие у тебя новости, Ася?
— Слушай, Антон, неожиданно раньше времени, не предупреждая — хотели сделать сюрприз, — приехали из Англии мама и папа. В отпуск. Поживут несколько дней в Москве, а потом на юг, в санаторий. Они восхищены тобою, Антон! Чем? Как чем? Вчерашним. Как я рада, Антон, мы все, наша семья тебя любим, мы тебе благодарны. Приходи завтра. Придешь?
16
Человек так устроен, что даже небольшая перемена жизни заботит и тревожит его. Опасливые мысли о новом не идут из головы. Что будет? Как будет? Что ждет? Ах, зачем не продолжается привычное прежнее! Как здорово они с Колькой Шибановым гоняли футбольный мяч после уроков на школьном дворе! Колька азартен, подобно охотничьей собаке, спущенной на дичь. На щеках тугой багровый румянец, как у клоуна в цирке. Глаза выпучены, волосы взмокли от пота. Антон и сам возвращался из школы потный, ненасытно прожорливый, блаженно усталый. Счастливы были его дружбы с ребятами, особенно с Колькой и Гогой! Дружил он с ними по-разному.
С Колькой гоняли мяч и рассуждали о жизни.
Гога полон мелодий, ноктюрнов, сюит. Он вам расскажет, как Шостакович в голодном, занесенном снегами, закованном льдом Ленинграде, истощенный до обмороков, шатаясь от слабости, создавал под фашистскими бомбами Седьмую симфонию. У Антона холодело и падало сердце, когда раздавался мерный, беспощадный шаг фашистских сапог. Близко, рядом, почти на окраине города. Сейчас раздавят, сомнут. Конец.
Но возникает мотив. Сначала чуть слышный. Словно где-то забрезжил рассвет. Громче, ярче. Луч солнца прорвался сквозь черную тучу и заливает мир светом надежды. Победа, впереди победа!
— Антон, слышишь? — шепотом спрашивал Гога.
Они заводили пластинку. Звуки торжественно гремели, звали к борьбе, нежно пели о счастье.
— Слышишь?
Мама называла Гогу фанатиком за его истовую одержимость музыкой.
Папа: «Истинный талант всегда одержим».
Первым уроком была математика на третьем этаже.
— Ты что? Из школы выставили или сам выбрал путь? — догнав Антона у лестницы, спросил тот вихрастый, кто вчера рассказывал о первобытных людях.
— Не я выбрал путь. Меня путь выбрал.
— Что-то темнишь, — не понял вихрастый.
Подошел другой:
— Новенький, в шахматы играешь?
— А что?
— Сразимся?
— Так ведь сейчас будет звонок.
— Ничего, успеем начать. Я Славка.
— Я Антон.
Они поднялись на первую лестничную площадку, остановились у подоконника. Славка вынул из портфеля шахматную доску размером не больше мужской ладони. Мигом расставил крошечные фигурки, каждая со штырьком, чтобы воткнуть в отверстия на доске.
— Дорожные, — объяснил Славка. — Удобство: играй, где придется. Тебе для начала белые, — милостиво подарил он.
— Не нуждаюсь, — гордо пренебрег Антон. Но по жребию вытянул белые.
— Везучий, — сказал Славка.
Они сделали по ходу, когда раздался звонок. Славка ухом не повел.
— Твой ход, Антон.
— Славка, опоздаем.
— Неважно! Твой ход.
После второго хода они побежали все-таки в кабинет математики. Славка был плотным, плечистым, казался тяжелым, но делал все молниеносно, движения быстры, глаза озорно сверкали.
— Из школы вытурили? — спросил он, как и вихрастый.
— Сам ушел.
— И я сам. У меня портновское призвание. От матери. Увлекается шитьем и меня с детства увлекла. К тому же зарплата решает вопрос. Двести рублишек в месяц — не шутка. А кто и триста загребает. Если здраво рассуждать — портному почет. Матери все подружки кланяются — сшей юбку или какую другую штуковину…
— Слава Иванов, почему опаздываешь? — строго спросила преподавательница математики.
— Новенького привел. Антон Новодеев. Заблудился, никак не найдет кабинет. С ним и проволынил, — соврал, не моргнув глазом, Славка.
Он оказался соседом Антона в классе. Живо вытащил крошечную шахматную доску, положил на скамейку, раскрыл. И Антону тихонько:
— Твой ход, обдумывай.
Но слушать объяснения учительницы и одновременно обдумывать шахматную комбинацию трудновато, и позиция белых в течение урока математики ухудшилась. Антона взял азарт. Он не хотел сдаваться.
— У меня третий разряд, не за горами — второй, — хвастался в перемену Славка. — Я и здесь, в нашем классе, и в школе всех на лопатки положил. Черед за тобой. Ты соображаешь, вижу.
Они играли все перемены и отчасти на уроках. Уроки не отличались от школьных, только учителя пока незнакомы. Благодаря Славке, Антон перестал себя чувствовать новеньким, не озирался боязливо по
