— Дяденька, — спросила она, — вы на фронте бывали?
Некоторые в вагоне с любопытством оглянулись на Феню. Военный посмотрел на нее сначала молча, потом ответил:
— Бывал.
— И наш Ленька тоже на фронте был! — оживленно сказала Феня. — Михеев Ленька, братишка мой. Два года воевал. Не знаю уж, дали ему награду какую или не заслужил. Теперь без ноги. А мамка говорит — голова на плечах и хорошо. Он, говорит, и в конторе работу найдет со своей головой. Мамка сразу оживела, как от Леньки вести пришли. А нашли его, Леньку-то нашего, девчата интернатские. Он в госпитале был и переживал, и от переживаний ничего не писал нам.
Военный молча слушал и строго смотрел на Феню, а по том вдруг спохватился и отдал Фене честь.
— Мне сходить, — сказал он, — вам на следующей. Досадно…
Что досадно, он не успел договорить, потому что дверь за ним захлопнулась и поезд полетел дальше.
«Сейчас увидимся», подумала Феня, внутри у нее запело от счастья.
«Как он мне честь-то отдал, — вспомнила она про военного. — Задумчивый, а вежливый».
Поезд остановился, и Феня скорее выскочила.
Она оглянулась по сторонам — широко, просторно, везде торит свет, все белое, на стене надпись «Дворец Советов».
«Батюшки! Заехала-то куда! — изумилась Феня. — В самый дворец. Краса какая! Цветов бы еще насадить. Ну, Москва!»
Но ей было некогда разглядывать красоту дворца, и она поспешила за людьми и спрашивала всех:
— Как мне к Кропоткинским воротам выйти?
И все отвечали:
— Сюда, сюда!
Она вышла на улицу, и сразу ее смелость пропала: на улице звякали трамваи, гудели автомобили, передвигались какие-то диковинные машины, а люди бежали с разных сторон — все куда-то неслось, мчалось и кружилось перед Фениными глазами.
Феня разжала кулак и прочитала на бумажке адрес: «Кропоткинские ворота, Левшинский переулок».
— Дяденька, где здесь Кропоткинские ворота? — спросила она проходившего мимо военного, потому что уважала военных. Он не остановился, и она побежала за ним.
— Это и есть Кропоткинские ворота, — на ходу ответил военный и скрылся в толпе.
Феня огляделась. Была большая площадь, сзади росли в два ряда деревья, с другой стороны площади тянулся дощатый забор и всюду стояли каменные дома, но ворот не было.
Прямо на Феню шла девочка лет тринадцати, в синей шапочке. Девочка подпрыгивала, разбивала каблуком ледяную корку на лужах и размахивала сумкой с книгами.
— Девочка, где тут Кропоткинские ворота? — спросила Феня.
— Вот они, — ответила девочка. — Ты на самодеятельность приехала? А она давно уже кончилась.
Феня остановилась ошеломленная. «Сговорились они смеяться надо мной? — с гневом подумала она. — Что это она болтала? Батюшки, да может, и нет нигде Кропоткинских ворот, вот они все и смеются? А может были, да бомбой сшибло? И спросить некого, боязно, как в чужом лесу».
Мамка, провожая Феню в дорогу, причитала: «Страсти какие! Сроду нигде не бывала, и на тебе — сразу в Москву. В Москве-то долго ли заблудиться!» И девчата говорили: «Не найти тебе Леньку! Москвы за день не обойдешь, а как стемнеет, никто переночевать не пустит».
Феня ничего не боялась. Но сейчас ее охватил такой непреодолимый страх и так стало жалко себя и так обидно, что вот до Москвы доехала, а в Москве заблудилась, и Леньку не найдет, и домой дороги не знает.
Губы задрожали у Фени, она вытирала варежкой глаза, комкая в кулаке бумажку с адресом, которому теперь уже не верила. Пожилая женщина с книгами подмышкой оглянулась и пошла своей дорогой, потом оглянулась снова и остановилась. Девочка в желтом полушубке и красном цветастом платке плакала, вытирая варежкой глаза и круглый веснушчатый нос. Женщина подошла к девочке.
— О чем? — спросила она.
Феня заплакала сильнее.
— Ну, говори, о чем, а то уйду, — нетерпеливо повторила женщина.
Феня подавила рыдание и ответила дрожащим от обиды и отчаяния голосом:
— Заблудилась.
— Куда тебе надо? — спросила участливо женщина.
— Кропоткинские ворота надо, — всхлипывая, объяснила Феня.
— Да вот же они и есть! — с удивлением воскликнули женщина, а Феня опять зарыдала: если такая приличная и пожилая женщина с книгами и та подшучивает над ней, значит пропала последняя надежда.
— Постой, постой, — проговорила женщина и вдруг вся засияла смехом. — О, какая прелесть! Она и в самом деле ворота ищет! — Женщина хохотала, держа Феню за руку и приговаривала: — Подумайте только, какая прелесть. Стоит и плачет.
У Фени от оскорбления высохли слезы.
Дома, в Нечаевке, пожилые женщины ведут себя степенно, учат молодых и никогда уж не захохочут на всю улицу. А эта, волосы из-под шапки седые и книги подмышкой, я сама заливается, словно в театре. Феня сердито выдернула руку. Женщина наконец перестала смеяться.
— Ну, чудак! — сказала она. — Ворот нет. Понятно? Только название. Говори, куда тебе дальше. Улица, переулок, дом.
— Вот, — протянула Феня скомканную бумажку и с трепетом посмотрела на странную незнакомку.
— Я в этом доме живу, — сказала веселая женщина. — Идем. Доведу.
Она быстро зашагала вперед. У Фени словно выросли крылья. Она подтянула мешок и вприпрыжку пустилась за своей новой попутчицей, не разбирая луж под ногами и не задирая голову кверху, чтобы подсчитать, верно ли дома по восьми этажей, или опять интернатские ребята наврали.
К ней вернулась привычная словоохотливость и захотелось все узнать про женщину и про себя рассказать.
— Учительница? — спросила она.
— Нет, — весело отозвалась женщина. — А что?
— Ничего. Я по книгам смотрю. У нас в Нечаевке учительницы так с книгами ходят. А что, Наташа, небось, в школе сейчас?
— Какая Наташа?
— Какая! Подруга моя. Да что вы, разве Наташу Тихонову не знаете?
— Не знаю. Откуда мне ее знать?
— В одном доме живете и не знаете? — недоверчиво покосилась Феня.
— Мало ли у нас в доме народу!
Феня подумала, что в Москве все непохоже на Нечаевку и все чудно и очень трудно. Вдруг Феня почувствовала, впервые за всю дорогу, что устала безмерно и еле волочатся ноги и даже языком не хочется шевелить. Но все же из благодарности к этой доброй и странной москвичке она рассказала и про деревню, и про отца, убитого на фронте, и про мамку, которая все болела, болела, а как вести о Леньке пришли, так сразу и выздоровела, и начала было рассказывать про Леньку, но седая женщина сказала:
— Пришли.
Они поднялись на второй этаж, и женщина указала на дверь.
— Вот. Здесь твоя Наташа живет. — Потом она сказала миролюбивым тоном: — А ты не сердись на меня. Я ведь смеялась, потому что уж очень смешно.
— Я не сержусь, — поспешила успокоить ее Феня.
