водки, Тюрин понемногу пришел в себя, стал поспокойнее, и постепенно вместо страха и отвращения появилось новое чувство довольства собой. Он все-таки выдержал, не струсил, переступил грань, отделяющую сверхчеловека от слюнявой падали, и отныне пойдет путем избранных, не связанных предрассудками...
— Слышь, Жорка, — спросил у него на другой день один из новых приятелей по команде, — ты на складе-то был?
— Зачем?
— Да барахло распределяют.
Он не понял.
— Ну, с этих... Не пропадать же добру. Всё, паразиты, за счет нашего брата нажили. Мы батрачили, а они костюмчики коверкотовые шили. Я взял один. Загнать можно.
— Мне не нужно.
— Ну и дурак!
Но пришло время, и Тюрин, как и все, стал получать свою долю награбленного и сбывать на барахолке, где и познакомился с Мишкой Моргуновым, входившим в боевую группу Константина Пряхина. И знакомство это в конечном итоге определило судьбу Лены, а потом и судьбу самого Тюрина, когда жизнь, а точнее смерть, свела втроем Мишку, Тюрина и Лаврентьева в подвале дома Воздвиженских.
Но о том, что произошло в подвале, Лаврентьев, разговаривая в лоджии с режиссером, не думал; фамилия Огородников не могла натолкнуть его на мысли о Тюрине и Моргунове, он думал о Воздвиженском, о том, что увидел и испытал до того, как спустился в подвал, где тем временем разгорались стружки и ветошь и расползался по полу дымный неторопливый огонь, который вскоре, взметнувшись буйным пламенем, охватил весь дом... Однако известие о появлении живого гестаповца подействовало на Лаврентьева. Пожалуй, для одного дня нелегких воспоминаний оказалось с избытком. И, поблагодарив Сергея Константиновича за приглашение присоединиться к кинокомпании, он вернулся к себе с твердым намерением поскорее заснуть.
Режиссер же спать не собирался. Казалось, что искусственно приподнятое настроение никогда не уйдет, и ему хотелось поделиться им с возможно большим числом приятных людей.
— А ведь мы порядочные хамы, друзья, — сказал он, войдя в комнату. — Мы совсем забыли об авторе.
— Как про батарею Тушина, — подтвердил Генрих, вспомнив «Войну и мир», где он работал на съемках, еще учась во ВГИКе.
— Виноваты — исправимся. Позвоните ему, Светлана, — предложил художник Федор.
— Нет, нет, я сам, — возразил режиссер. — Авторов нужно любить и оказывать им уважение. Они обычно страдают комплексом неполноценности.
И он уселся у телефона и набрал номер Саши. Телефон оказался занят. Сергей Константинович вторично набрал номер и опять услыхал короткие гудки. Однако это не смутило его. С настойчивостью он снова и снова вращал диск, пока не добился своего. Саша поднял трубку.
— Наконец-то, — сказал режиссер ворчливо. — С кем это вы разболтались, Саша? По-моему, я звонил вам целый час. Почему вы не с нами?
— Я говорил с Моргуновым.
— С Моргуновым? А почему не с Вициным?
Автор понял юмор и вежливо посмеялся.
— Что еще за Моргунов? Зачем он, если мы получили зарплату, можно сказать, вырвали ее из лап этого Горпагона Базилевича... Скажите, Саша, зачем нам Моргунов?
— Моргунов — это тот самый единственный живой участник...
— Помню, помню.
Но автор понял, что он не помнит.
— Он сейчас директор завода.
— Капитан индустрии? Отлично. «Горят мартеновские печи, и день и ночь горят они...» Теперь я вспомнил, Саша. Он был мальчишкой и, кажется, промышлял на толкучем рынке?
— По заданию Константина Пряхина.
— Саша, меня одолели участники событий. По-моему, их полгорода да еще приезжие. Сегодня прибыл штандартенфюрер Огородников собственной персоной. В черном мундире, с золотым рыцарским крестом с дубовыми листьями, которые ему вручил лично Адольф Гитлер...
— Кто-кто?
— Я шучу, Саша.
— Но вам нужно обязательно повидаться с Моргуновым.
— Слушаюсь, мой автор. Яволь. Только не сейчас. Сейчас я не в форме. Мы все немножко не в форме, но для полного счастья нам не хватает вас. А у нас хорошо. К нам прилетела юная, — он посмотрел на молодую актрису, — очаровательная и, я надеюсь, талантливая девушка. Она любезно согласилась украсить нашу, нет, вашу картину, Саша. Так почему же вы не с нами? Мы ждем.
— Вы хотите, чтобы я приехал?
— Конечно. С шампанским и цветами. Немедленно. Скорее, скорее к нам, в страну дураков.
И он повесил трубку, не сомневаясь в том, что убедил автора.
Так оно и было. Особенно взволновало Сашу сообщение об актрисе. Вообще все знакомые, узнав, что Саша написал сценарий, по которому будет снят фильм, повышенный интерес проявляли именно к актрисам. «Ну, Саша, — говорили ему, — вы теперь с актрисами познакомитесь». На что автор скромно отвечал, что в сценарии большинство ролей мужских. Однако были и женские, и Саша радостно предвкушал, как познакомится с настоящей киноактрисой, будет запросто с ней разговаривать и даже давать советы, как нужно сыграть свою роль.
И вот это почти невероятное, долгожданное событие наступило. Забыв о Моргунове, Саша извлек из спрятанной в шкафу сумочки жены немногие оставшиеся на прожитие рубли и помчался в гостиницу, успев купить за пять минут до закрытия бутылку шампанского в вечернем гастрономе и привядшие гвоздички у предприимчивой старухи, торгующей на бойком перекрестке, несмотря на поздний час.
С этими праздничными предметами он и появился на пороге режиссерского номера, встреченный шумно и радостно. От спешки Саша тяжело дышал и был настолько взволнован, что в первую минуту даже не узнал знаменитого актера, зато сразу уставился на красивую девушку, которая одна из всех присутствующих и соответствовала массовому представлению о киноактрисах. Правда, Саше хотелось бы видеть в «своей» картине актрису известную, само имя которой поднимало бы его престиж в глазах знакомых. Но Лена погибла очень молодой, а «известные» потратили немало лет на завоевание своей популярности и юных героинь уже не играли. С этим приходилось считаться и утешаться надеждой, что и неизвестная пока девушка станет известной, сыграв написанную Сашей роль. И, успокоенный этой мыслью, автор подошел к молодой актрисе и протянул свой, при ярком освещении оказавшийся весьма невзрачным букет. Но невзрачности его никто, разумеется, не заметил, а старание было оценено. Все захлопали и зашумели.
— Наш автор — настоящий джентльмен, — сказал режиссер.
Светлана взяла из рук смутившейся немного девушки цветы и поставила в пустовавшую вазу на подоконнике.
— А теперь, Саша, обратите внимание и на другого нашего гостя, — попросил Сергей Константинович.
Автор понял свою оплошность, покраснел багрово и хотел было извиняться перед известным актером, но тот взглянул на него просто и понимающе, и все необидно рассмеялись, а актер протянул большую мягкую руку и поздоровался с Сашей.
— Генрих, шампанское! — распорядился режиссер.
Считавшийся признанным специалистом, Генрих крепко зажал рукой пробку, извлек ее без малейшего звука и поставил бутылку на стол, не пролив ни капли, только легкое облачко появилось над обтянутым серебряной фольгой горлышком.
— Браво! — хлопнул в ладоши Федор. — Какой официант в тебе пропадает, старик!
