ней к вокзалу. За главный ориентир взяла мост, который назывался Магере-Брюг.
Брела, не глядя на замечательные здания вокруг. Только ветряная мельница на секунду привлекла внимание. Погода резко менялась. То дождь хлестал, то проглядывало солнышко. По пути попадалось множество мостов, но один широкий, с двумя башенками заставил остановиться. На фоне серого, пасмурного неба он, как рождественская елка, сиял гирляндами огней. Картина была неожиданной, потрясающей.
Лена по-английски обратилась к молодому человеку на велосипеде, который притормозил возле нее, пропуская автобус.
– Извините, это Магере-Брюг?
– О, ес! – Велосипедист, жестикулируя, охотно заговорил, расхваливая достопримечательности Амстердама.
На площади Дам растерялась, не зная, куда повернуть. Радостные, счастливые лица туристов раздражали. Вышла к королевскому дворцу. Обойдя его, попала на спокойную и немноголюдную часть площади, где уютно примостилась церковь с высокими окнами и циферблатом солнечных часов.
Войдя через резные двери, смешалась.
Стояла торжественная тишина. Икон не было. Показалось, что попала в огромный концертный зал, где вдоль стен слева и справа тянулись ряды темнокоричневых деревянных скамеек с резными спинками. С потолка спускались многоярусные стеклянные люстры со свечами. Но самым главным украшением был орган.
Хотела выйти, но невидимый органист тронул клавиши. Музыка заворожила, околдовала. Высокие и низкие, мягкие и резкие тона, соединяясь, сливались в торжественную и трепетную мелодию. Лене почудилось, что она погрузилась на дно океана, наполненного глубокими, сильными и нежными звуками. Ощутив необъяснимый душевный подъем, вдруг подумала, что это Матерь Божья говорит с ней.
«Господи, Царица Небесная, спасибо».
Возбужденная, вышла из храма. Поклонилась, перекрестилась.
Сомнений не было. Богородица дала знак – все будет хорошо. Вспомнила о Викторе. Сжала губы, чтобы отогнать слезы обиды и горечи:
«За что он так? Я бы и сама отдала ему алмазы. А детей все равно найду».
Вокзальная площадь снова оглушила. Со всех сторон неслись то стройные ритмы Африки, то тонкие звуки скрипки, то строгая гармония аккордеона.
Лена огляделась, прислушалась. Туристов из России не было.
«Что же делать? Нужны-то ведь копейки», – досадовала она.
Время подходило к полудню. Ребенок напомнил о себе. Отыскала крытые платформы. Над ними высились огромные черные, ажурные, перекрытия. Строгие и красивые. В стороне от толпы, нашла уютное, чистое местечко. Расположилась поудобнее и стала кормить малыша.
Мимо проходила девушка. Остановилась, улыбнулась и что-то залопотала по-нидерландски, показывая на ребенка.
– Это мой сын. – Насторожилась Лена.
Девушка поняла и, прижав ладонь к груди, назвалась, – Эсме.
Мохова по-английски объяснила, что она русская, что деньги у нее украли, что ей срочно надо позвонить. Эсме сочувственно покачала головой, потом, схватив ее за руку, решительно приказала, – Ком он!
Привела в бар с вывеской «Шейкес», где на зеркальных полках стояло множество фруктовых коктейлей и соков из земляники, малины, киви, смородины, манго, бананов, апельсинов, ананасов. По желанию посетителей соки или коктейли исчезали в хитроумных приспособлениях и, приправленные ароматными травами, йогуртами, сливками, превращались в диковинные разноцветные смеси.
Эсме что-то сказала бармену, и перед Леной появились три стакана с розовой, зеленой и молочно- янтарной жидкостями. Она попробовала и не могла оторваться. Выпила все, закусив бубликами, похожими на сушки. Возле кафе увидела ярко-зеленую телефонную будку, снова начала объяснять, что ей необходимо позвонить.
– Йес, – Эсме опять куда-то потащила ее, повторяя, – ат хоум. – Прыгнули в трамвай, проехали несколько остановок.
Вышли недалеко от набережной и оказались среди современных многоэтажек, где было тихо, пустынно и чисто. Жила Эсме в небольшой квартирке на третьем этаже. Она не знала, куда усадить гостью, принялась готовить кофе, чай, достала яблочный пирог.
– Мне только позвонить, – повторяла с нетерпением Лена.
Неожиданно пришла женщина постарше. Увидев Лену, удивилась, но поздоровалась и представилась – Мариам.
Отведя Эсме в другую комнату, стала что-то объяснять ей. Та бурно возражала. Наконец, они вернулись и попросили понянчить малыша. Качали его, ласково ворковали.
Эсме достала мобильный телефон и с кем-то поговорила.
– Эсме, гив ми, плиз, – обрадовалась Лена, указав на телефон. Но та спрятала мобильник и стала умолять ее немного подождать.
Вскоре явился стройный, худощавый молодой человек выше среднего роста, с мужественным, красивым лицом, ямочкой на подбородке и длинными бархатными ресницами.
– Анатоль, – представился он по-русски. Не бойтесь, Эсме и Мариам хотят вам помочь. Какие у вас трудности?
– Я хотела позвонить знакомым. У меня на вокзале украли деньги и документы, я туристка.
Анатоль скептически улыбнулся. – Мне кажется, паспорта у вас нет и в Нидерландах вы нелегально. Возможно, вас обманули, обещая устроить в бар или фотомоделью, а попали вы к сутенерам.
– Нет, я туристка, выпустите меня.
– На туристку вы не похожи. Одежда с чужого плеча, да еще мужская. Вы сразу бросаетесь в глаза, только не замечаете этого. Ведь вся проблема в ребенке? Вы хотите продать его? Они купят.
– Продать ребенка? Да это мой сын.
– Возможно, но имейте в виду первая проверка и вы в тюрьме. Документов нет, чей ребенок неизвестно. Может, вы его похитили, а это серьезное преступление. Извините, если я вас обидел, но полиция начнет выяснять, проверять, возьмут анализы, проведут экспертизу – намучаетесь.
– А зачем им чужой ребенок?
Анатоль повеселел и кивнул на женщин. – Усыновить хотят и мечтают о негритосике. Их, богатых, не поймешь.
– А почему одного ребенка на двоих? И вообще в чем сложности?
– Видите ли, они лесбиянки – муж и жена. По законам королевства Нидерланды геи и лесбиянки могут официально вступать в брак. У них семья, понимаете? Считайте, что две матери. А родить друг от друга... – он развел руками.
– Как муж и жена? Не морочьте мне голову. Может, вы сами продаете детей?
Анатолий что-то сказал женщинам.
Те засуетились и положили перед Леной какие-то папки.
– Это их брачное свидетельство. Не веришь, поедем в общество защиты геев и лесбиянок, там тебе все растолкуют. Нидерланды – голубые ворота Европы, – не без гордости произнес Анатолий. – Я – гей, гомосексуалист. Можешь называть, как угодно. Я многое перенес в России. – Он пытался говорить с вызовом, но его пальцы дрожали, а лицо стало подергиваться. – По этой причине и уехал. И не жалуюсь. Я счастлив. Знаешь, в Амстердаме даже есть мемориал «Хомомонумент» – это первый в мире памятник, посвященный геям и лесбиянкам, замученным фашистами. Вот так, – он заморгал длинными ресницами, в глазах появились слезы. – Эти женщины помогли мне устроиться. Теперь мы дружим.
Лене почему-то стало жаль Анатолия и его розовых подружек, хотя внешне они не производили впечатления несчастных.
– Ты не обижайся. Это личное дело каждого. Я другая и вас не понимаю. Но это ничего не значит. Ведь люди все равно должны поддерживать и выручать друг друга.
– Ну, конечно. За ребенка не волнуйся. Они будут любить его и станут хорошими родителями. Продай
