Алексей обхватил ее за плечи, повел куда-то. Она, всхлипывая, говорила: «Уйди, видеть тебя не хочу», – но покорно шла за ним.
Они вошли в полутемное парадное.
– Прости меня. – Алексей прижал к груди ее голову. – Будет реветь-то.
– Думаешь, я на тебя осерчала? Больно нужно! Поищи себе умную, а я какая уж есть.
– Ну, ладно, ладно, – сказал он и поцеловал ее мокрые глаза.
– Ничего-то ты не понимаешь, – присмирев, проговорила Ксения. – Чувствует мое сердце – быть беде.
– Никакой беды не будет. Пожениться нам надо, вот и все, – сказал Алексей.
Кто-то хлопнул наверху дверью, Ксения рванулась от Алексея, но он крепко держал ее за плечи. По лестнице, перепрыгивая через ступеньки, бежал мальчишка с портфелем.
– Пусти, – проговорила Ксения.
Алексей усмехнулся, поцеловал ее.
Мальчишка пробежал мимо, сказал: «Детям до четырнадцати лет смотреть воспрещается» – и выскочил на улицу.
Алексей засмеялся, улыбнулась и Ксения.
– Ну вот и помирились, – сказал он, – а сейчас пошли в кино.
– Ах, господи! – почти в отчаянии воскликнула Ксения. – Я ему говорю, а он… Зачем ты меня терзаешь?
– Как это я тебя терзаю? – снова хмурясь, спросил Алексей.
– Не будет у нас любви без бога, Леша. Я только и думаю, чтобы ты нашел веру. Покайся, Алешенька.
– Как? Прямо здесь, что ли? Вроде место-то неподходящее.
– Нельзя, не смейся. Ведь я так мало прошу у тебя! Приходи на собрание к нам, послушай, с чистой душой приходи, не со злом… С радостью тебя встретят: у нас люди добрые, ласковые. Не понравится – уйдешь. Но я знаю, тебе понравится. Хочешь, библию дам почитать, хочешь?
– Хорошо, – подумав, сказал Алексей, – и библию прочитаю, и на собрание схожу. Хорошо…
– Я знала, ты согласишься, – радостно прошептала Ксения.
– А теперь в кино пошли. – Алексей подтолкнул ее к выходу, но Ксения, побледнев, отпрянула назад. – Только так, – твердо сказал он, – пойду к вам на собрание, а ты со мной в кино. По справедливости. Не пойдешь в кино – не пойду на собрание. Выбирай.
Она смятенно смотрела на Алексея, боясь сказать и «да» и «нет».
– Ну что ж, идем? – спросил он.
И Ксения решила: она должна принять этот грех, господь простит. Она не станет смотреть, она закроет глаза и будет молиться, но пойти она должна – другого выхода нет. И чем больше думала так Ксения, тем спокойнее становилось ей.
Кинотеатр был новый, с широким входом, с высокими колоннами, которые, казалось, еще пахли краской. Длинная шумная очередь тянулась к кассе. Пока Алексей стоял за билетами, Ксения боязливо поджидала его в садике за кинотеатром. Садик был чистенький, новый, на клумбах пестрели цветы, ярко, не по- осеннему зеленела трава, в песке возились ребятишки. Ксении нравилось здесь, в этом тихом, уютном уголке, заботливо устроенном чьими-то добрыми руками рядом с шумной, суетливой улицей. Вдали в проеме между домами виднелась река. По ней, блестя голубыми бортами, плыл катер. На том берегу паслись коровы, бесшумно полз трактор.
Пришел Алексей, до начала сеанса было еще полчаса. Они стояли у входа в кинотеатр, ели, прислонясь к колонне, пирожки. Напротив строился дом. Подъемный кран тащил вверх кирпичи, на стреле его трепыхался красный флажок. Клали уже четвертый этаж. Ксения видела, как там прямо по краю стены ходили люди; парень, свесившись вниз, что-то кричал, махал рукой.
И вот они сидят в огромном зрительном зале. Еще не потух свет, а Ксения уже зажмурилась и ежится, как от холода. Алексей толкает ее в бок, что-то, смеясь, говорит, но она только ниже и ниже наклоняет голову, не слыша ни его слов, ни шума голосов. А потом на мгновение стало тихо, и будто с неба полилась музыка. Ксения вздрогнула, приоткрыла глаза, увидела перед собой в темноте дымный, дрожащий свет и снова зажмурилась. А когда раздался чей-то громкий, грозный, как показалось Ксении, голос, она охнула и рванулась, чтобы убежать отсюда. Но Алексей больно схватил ее за руку, снова усадил. И Ксения притихла, она положила руки на спинку переднего кресла и уткнулась в них головой. А музыка все играла, голос все говорил. Наконец она все же приоткрыла глаза и не испугалась, а удивилась: перед ней мчался тот самый поезд, который они с Алексеем видели несколько часов назад. Мелькали платформы, цистерны, ветер летел из-под колес. На мгновение Ксении почудилось, что она тоже куда-то мчится вместе с этим поездом, и она снова зажмурилась, но страха у нее уже не было.
Когда она опять подняла голову, то увидела перед собой усталое лицо человека, который шел по дороге, держа за руку мальчика. Столько скорби, столько непреклонной воли было в этом лице, что Ксения почувствовала, как сжалось ее сердце. Этот человек был счастлив, у него был дом, была семья, но пришла война и все отняла у него: и детей, и жену, и дом. Страшные муки он вынес, но все вытерпел: и немецкий плен, и горе свое, и одиночество, и хотя согнулись его плечи, но не согнулась душа.
Ксения многого не понимала из того, что видела, но она любила и страдала вместе с этим человеком. За что ему такие муки, ведь он никому не сделал зла, зачем же его травят собаками, зачем бьют, зачем так жестоко измываются? Она не могла сдержать слез и плакала, дрожа от жалости и сострадания к этому человеку.
Уже кончился сеанс, зажгли свет, а она все сидела, смотрела на белый экран и плакала, не стыдясь своих слез, не видя никого вокруг.
