Комната больше не была тёмной, а стена спальни передо мной исчезла! Я смотрела на пространство, где раньше была стена, на участок площадью примерно пять с половиной квадратных метров, что было вершиной огромной, неровной скалы. На все щели и впадины на поверхности скалы падала чёрная тень от полной луны, которая низко висела на небе позади.
Но мой взгляд сосредоточился на женщине, которая стояла в центре и раскачивалась в движениях медленного, чувственного танца и пела пронзительным чётким голосом. На ней было длинное, вышитое платье, присборенное на бёдрах шарфом. На голове у неё был глиняный кувшин. Она держала руки на бёдрах, а ноги её были
босы. Вокруг женщины сидели мужчины, нога на ногу, хлопая в такт её песне. На них были какие-то длинные туники, а на головах белые шарфы, закреплённые шнурами, которые блестели, в лунном свете как золото.К собственному удивлению, мне совсем не было страшно. Это не был сон я знала это. Я не спала, и я действительно была «там.» Я никогда не видела подобной сцены, ни слышала о ней. Тем не менее, она не была для меня чужой. Я была частью той сцены, я там была «своя.» Я попыталась понять слова, которые женщина пела, но не смогла. Ритм её танца привлекал меня, потому что я сама любила танцевать. Мне захотелось войти в круг и танцевать вместе с ней.
Вдруг всё исчезло. Моя комната снова стала тёмной. Когда мои глаза привыкли к перемене, я снова стала различать знакомые очертания моей тумбочки, стоявшей на обычном вместе возле стены. Сперва я испытала разочарование. Я хотела побольше узнать об этих людях, которые сидели на освещённой луной скале. Кто они были? Какой они были национальности? Почему я чувствовала себя такой близкой к ним? Я путешествовала по Скандинавии и Западной Европе, но никогда не видела таких людей. Не могла я припомнить, что читала о них по истории или географии. Они явно не были европейцами; но это не был ни Восток, ни Африка.
Я до сих пор слышала пронзительное и чёткое пение женщины, но мелодия её песни не была похожа ни на
какой музыкальный размер.«Это определённо была самая странная ночь в моей жизни»-сказала я сама себе. «Мне следовало бы испугаться, но тем не менее я никогда не испытывала большего мира.»
На следующее утро, как обычно, Вальборг постучала в дверь моей спальни с первой чашкой кофе. Я собиралась сказать; «Входи», но с ужасом осознала, что произнесла что-то не по-датски. Дверь открылась, и вошла Вальборг с кофе в руках.«Что вы сказали, мисс?» спросила она.
Усилием воли я в уме сформулировала ответ по-датски, прежде, чем заговорить. «Вальборг, вчера вечером со мной произошла очень странная вещь.» Я внимательно слушала свои собственные слова и с облегчением поняла, что я снова говорила по-датски. Пытаясь найти правильные слова, я описала, что случилось со мной, попросив Вальборг ни говорить никому об этом.
Снова очутившись одна, я откинулась с облегчением на подушку я всё также могла говорить по-датски, когда хотела! Но вдруг мне пришла в голову другая мысль может быть, я больше не смогу говорить на том незнакомом языке?
«Пожалуйста, Боже»-сказала я, «позволь мне заговорить на том другом языке! Это было так чудесно. Я не хочу потерять его.»
На мгновение в моём горле застрял комочек страха. Затем изнутри поднялась такая радость, что страх растаял Спокойно, но очень чётко, я начала снова говорить на незнакомом языке.
В течение дня, я сделала ещё одно открытие на этом новом языке необязательно было говорить вслух. Я могла с одинаковым успехом говорить на нём про себя. Это давало мне свободу делать это всякий раз, когда мне этого хотелось, не заботясь о том, что может подумать Вальборг. В моей жизни как-бы появилось новое измерение. Мне больше не обязательно было прекращать все дела, чтобы помолиться. Я могла делать свои обычные дела готовиться к занятиям или исправлять работы учеников и вместе с тем, одновременно молиться на незнакомом языке.
Когда Вальборг ушла в тот вечер, я направилась к своему молитвенному стулу с большим нетерпением, чем обычно. Теперь естественным было начинать с молитвы на незнакомом языке. После паузы, я начала вспоминать разных людей, и я поняла что молюсь за них без всяких усилий по-датски. Затем я поняла, что случилось больше не было прежней борьбы по преодолению молитвенного барьера! Новый метод молитвы на незнакомом языке перенёс меня через этот барьер без всяких усилий'
Однажды, возвращаясь на следующей неделе днём из школы, я вдруг остановилась возле книжного магазина и купила себе тонкое, карманное издание Нового Завета. «Теперь я всегда буду носить это с собой»-сказала я себе, когда положила его в сумку. Моё новое переживание усилило моё желание самостоятельно изучать Писания.
Однажды вечером за ужином на той неделе, я заметила, что у Вальборг что-то было на уме. «Помните, что вы сказали мне однажды утром, мисс»-сказала она, «о молитве и говорении на языке, которого вы не понимаете.»
«Так что же, Вальборг?»«Ну, так вот. В Корсоре есть люди, которые делают то же самое.Они называют это 'говорением на иных языках.» Моя невестка ходила на одно из их собраний.»Я не донесла ложку до рта. Вот так новости!
«Мне кажется, их называют пятидесятниками»-продолжала Вальборг, «или что-то вроде этого. Они не ходят в церковь, а встречаются в доме одного человека. Его фамилия Расмуссен. Он раньше был сапожником, но теперь он пастор.»Пятидесятники! Моё сердце сникло. Я очень ясно помнила предупреждение Эрны Сторм:
«Они катаются по полу и лают, как собаки....Они выводят людей на берег Стор Баэльта - и запихивают их под воду.» Я внутренне содрогнулась от этой мысли. Но вместе с тем мне срочно нужно было найти того, кто помог бы мне разобраться во всём, что происходило со мной.Подавляя внутреннюю сдержанность, я попросила Вальборг
договориться о моей встрече с г-ном Расмуссеном: «...если возможно, наедине, чтобы не идти на эти собрания.» Через несколько дней, Вальборг сообщила, что Расмуссены пригласили нас на чашечку кофе в следующую субботу вечером.
После ужина в субботу, Вальборг и я сели на свои велосипеды и отправились к Расмуссенам. Мы проехали через центр города. пересекли железнодорожные пути и попали в район узких улиц с рядами домов с обеих сторон. Наконец, мы свернули в узкий тупик и остановились у последнего дома слева. В ответ на наш стук к двери подошёл невысокий приземистый мужчина, в рубашке, без пиджака.«Я пастор Расмуссен»-сказал он, протягивая руку с мозолями от многолетней работы за станком. «Добро пожаловать в наш дом!»
Когда его рука прикоснулась к моей, теплота его доброжелательности застала меня врасплох и, прежде
