городским главой (интересно, а как бы прозвучало: «городская глава», что ли?), потому что она уж точно запретила бы портить Веселый Бор и проводить там дорогу.
И хотя тетушка по этому поводу дома не произнесла ни словечка, папа очень опасался, что ему придется выяснять отношения с тетушкой Дорой и вести разговоры на эту тему. Особенно после того, как она стала летать.
И однажды тетушка Дора за завтраком как бы мимоходом, пригубляя медленно кофе, спросила:
— Ну и как ваша дорога к Веселому Бору? Все строите?
— Строим, — ответил папа, глядя на часы.
— И много построили? — спросила негромко тетушка.
— Пока немного. А что?
Папе не надо было, наверное, задавать такой вопрос, а просто встать и уйти, как всегда делал, на работу. Но он спросил чуть нервно: «А что?» И стало понятно, что он ждал вопроса. И готов на него ответить.
— Да, в общем, ничего, — произнесла тетушка, поджимая губы. — Вы же хотите лес погубить?
— Нет, — сказал торопливо папа. И опять посмотрел на часы. — Мы только сделаем просеку, а весь остальной лес останется.
— А что такое просека? — спросила тетушка. — Просека разве не лес? Сколько на этой просеке деревьев? Вы считали?
— Не знаю, — торопливо отвечал папа и, отставив чашку, встал из-за стола.
— А вот люди в письмах ко мне пишут, — настойчиво повторила тетушка вслед папе, было понятно, что он хоть торопится, но все слышит. — Люди пишут, что остальной лес, который зовется Веселый Бор, погибнет, если вы построите через него свою дорогу. Деревья не перенесут запаха гари и бензина.
— Люди! Люди! — вскричал, повернувшись, папа. Он никогда не позволял себе крика. А тут он разнервничался. Но потом опомнился, добавил тише: — Люди пишут, наверное, им больше делать нечего… А мы работаем!
Папа ушел, а мы остались сидеть за столом. И мама, помешивая ложечкой в стакане с чаем, вдруг сказала, обращаясь к тетушке:
— Ну, а правда, что будет делать наш папа, если он не станет строить эту дорогу?
— Будет строить другую, — предположила тетушка. — Но не через Веселый Бор.
Мама только покачала головой. Не надо было никому объяснять, тетушке тоже, что папина фирма тогда просто закроется, если они перестанут строить эту дорогу. И папа не станет ходить на работу, но будет от этого глубоко несчастный. А значит, и вся семья с тетушкой вместе. Что пользы от ее полетов? И от леса, который уцелеет?
Тетушка не стала отвечать, а молча ушла к себе наверх. Может, она обиделась, что ее упрекнули полетами. А мы с Димком вдруг решили доехать на велосипедах до Веселого Бора, чтобы посмотреть, что там на самом деле происходит. И права ли мама, когда переживает за папу больше, чем за Веселый Бор?
А там ничего не происходило. Шумели под ветром золотые сосны, куковала кукушка, цвели вдоль тропинки, по которой мы пешком зашли в лес, ромашка, зверобой, мышиный горошек и много других цветов. Этот зверобой, да и другие цветы и травы, как утверждала тетушка Дора, люди раньше рвали тут охапками, для всяких домашних лекарств, и их почти не стало. Но следом пропали бабочки, кузнечики и пчелы. Веселый Бор стал совсем невеселым. А скорей, как сказал кто-то, унылым. И, как определила тетушка, опустился на землю. И тетушка обратилась через газету ко всем горожанам с просьбой, такой маленькой- маленькой, скромненькой-прескромненькой, не рвать в лесу цветов. А если нужны лекарства, то они продаются недорого в аптеке. И так всем стало стыдно, что все перестали рвать цветы. А прогуливаясь через лес, говорили детям: «Летающая тетушка просила ничего не трогать. А она зря просить не станет, она самого мэра сняла».
Теперь, зайдя в лес, но без велосипедов, их мы оставили на опушке, увидели сразу, что все цветы снова выросли. Да и Веселый Бор воспрял и стал снова красивым и веселым.
Я так и сказал:
— Мистер Х не понимает, что здесь красиво.
— А папа понимает? — спросил Димок.
— Не знаю. Наверное, понимает.
— Тогда зачем же он взялся строить тут дорогу?
И так как я молчал, он спросил еще:
— И на эти цветы нальют асфальта? Да?
— Ну, знаю, — отвечал я. Но не очень уверенно.
— А мне жалко, — протянул Димок. — Но ты представь, представь, что вот по этим цветам проедет бульдозер, который мы видели на опушке леса!
Я не смог все это представить и предложил Димку вернуться домой.
На опушке, возле бульдозера, мы задержались. Мы осмотрели его сверху донизу. Он был как танк и грозно сверкал на солнце стальным лезвием, которое было направлено прямо в сторону ближайшей опушки. А на опушке росла белая-пребелая березка. С нее-то, наверное, и начнут. Людей пока не было. Но можно представить, что им завтра скажут: заводите свою махину, и они, лязгая гусеницами, пойдут крушить деревья и цветы.
Тетушку Дору мы застали в саду на скамеечке возле своих белых роз. Она подняла голову, заслышав нас, но ничего не говорила. Но по нашему виду просекла, что мы расстроены. Когда мы присели рядом, она спросила:
— Вы побывали в лесу?
Мы не удивились ее вопросу. Наверное, сверху ей было видно, где мы находились. Ведь она летает, и иногда очень высоко.
— Но Веселый Бор еще цел? — поинтересовалась она, заглядывая нам в лица.
— Цел. Еще цел, — торопливо отвечал Димок. — Но там, на опушке, стоит такой страшный бульдозер!
— Знаю, — сказала тетушка, поджимая губы. — Его сверху видно.
— Это все папа, да?
Тетушка не ответила. Но когда собралась к себе в мансарду, сказала на прощание, что мы должны идти спать, а огорчать родителей разговором на эту тему не стоит. А вот завтра, если получится, мы сходим вместе в лес и поглядим. Тогда и решим, что делать.
Нам с братом понравилось, что тетушка так сказала, что мы будем вместе думать и решать, как нам спасти лес.
А Димок еще спросил, не может ли тетушка перебороть бульдозер, ведь она переборола самого мэра!
— Утро вечера мудренее, — произнесла тетушка и вздохнула. Но когда она направилась к себе наверх, мы сразу увидели, что в ее походке почти нет летучести. Судьба Веселого Бора была для нее тоже нелегкой.
Глава десятая, в которой тетушка придумала, как спасти лес и папу тоже
Наутро, дождавшись, пока мама уйдет в магазин, тетушка попросила выйти в сад, чтобы посекретничать. Она поднялась чуть выше деревьев, чтобы убедиться, что нас никто не может слышать, потом приземлилась на свою любимую скамеечку перед цветником с белыми розами и объявила:
— У папы болит душа.
— Что болит? — не поняли мы с братом.
— Душа. Вы знаете, что такое душа?
— Нет, — отвечали мы с братом.
— А совесть? Понятнее? — И тетушка поджала тонкие губы.
