– Нет, нет. Я это не могу… И я вообще не могу. – И порывисто отодвигала рюмку, словно боялась ее. Но эта ее трепетность, ее милая нервозность, странная улыбка, заметная дрожь губ будто еще усиливали ее сегодняшнюю привлекательность. Зоркая Зина время от времени посматривала на нее, точно издали изучала, что же это за племянница у нее и что от нее еще ждать? Но была она не менее занята своими чувствами. Катькино дело, как она считала, было в главном решено. А вот с Толиком… Который сегодня развязен, и мил, и приятно нахальноват, но все как-то исчезал, будто по нужде, выскакивая на двор, и Зине начинало казаться, а может, она и впрямь сегодня была чересчур подозрительна, что у него там с кем-то назначена встреча. Так что Зина на племянницу смотрела, а Толика видела. И лишь он в очередной раз вильнул хвостом, выскочив из террасы, тут же бросилась за ним:
– Толик! Ты куда?
Он даже растерялся, так неожиданно, в спину, его захватили.
– Никуда, – произнес, – просто это… – И уже приходя в себя: – Ну, Зинаида… Выйти, что ль, нельзя?
– А кого ты ищешь? – спросила и посмотрела в сторону калитки. – Ты назначил встречу?
Толик рассердился: и потому что был разоблачен, хоть и не до конца, и вообще на эту сегодняшнюю прилипчивость Зины. Такой навязчивой она еще никогда не была.
– Ничего никому не назначал, – отвечал он сухо, сказал как отрезал и повернулся, чтобы уйти снова в дом. Его никак не устраивало стоять здесь, на виду, когда мог объявиться Костик. Но Зина сама его теперь не пустила. Она ухватилась за шею, стала ласкать, целуя его в голову, в шею, грудь.
– Но это не женщина? Нет? А ты меня еще любишь?
Толик с трудом вырвался из ее рук.
– Ох, Зинаида, – произнес с упреком. – Анекдотец такой… Двое в постели, и она его спрашивает: «Милый, ты меня любишь?»
– Так любишь? – настаивала Зина и руки к нему тянула, а он увертывался.
– …А он отвечает: «А что же я делаю?» Тут до Зины дошел смысл рассказанного: она хлопнула Толика по щеке. Толик будто протрезвел. Но и разозлился еще больше.
– За что же? – спросил оскорбленно. Он знал, что этот тон более всего не терпела Зина.
И – точно. Ударила, правильно ведь ударила, а уже почувствовала на всю жизнь виноватой.
– Не знаю… Прости! Я сама не поняла, как получилось… Толик!
– А я понял, – сказал он, обретая свою силу над ней. – И я ухожу!
– Ну, честное слово… Не хотела, – запричитала Зина, теряясь и уже не зная, что делать.
И вдруг вспомнила. То есть она не забывала об этом ни на минуту, но сейчас лишь поняла, что нужно сделать, чтобы его удержать.
– Вот, – полезла куда-то и достала бумагу. – Вот! Бери! Ты сегодня какой-то странный… Чужой даже… Уходишь, уезжаешь… Я испугалась… Не знала, что же делать, а сейчас поняла, что надо вот так… Отдать, и как в прорубь головой…
Толик усмехнулся: ничего себе сравненьице, про прорубь! А может, она и права? Но бумагу сразу взял и положил в карман.
– Теперь торопиться не будешь? – спросила с надеждой Зина. – Теперь ты же тут хозяин… Ты можешь даже нас взять и выгнать…
– Ну, Зинаида, – произнес он, но уже по-иному и ласково, и сам попытался ее обнять. Надо успокоить бедную женщину.
– А литеры твои? – вспомнила некстати Зина. – Подари их мне? Подари?
– Да я пошутил! – воскликнул Толик как можно беспечнее. – Нет у меня никаких литеров… Да и откуда?
– Правда?
– Правда, правда, одна лишь правда, – сказал по-шутовски Толик, подняв руку, как в каком-то американском кино. А про себя добавил: «Но не вся… Правда…»
– Тогда поцелуй, – попросила Зина и повела его подальше от дома, по направлению к калитке. – Нет, подожди… – Повернула его лицо так, чтобы видеть его. И долго его рассматривала. Спокойно произнесла, наверное, давно это продумала: – Знай, что я без тебя не выживу… Да мне и не нужна жизнь… Потому и отдаю себя, что себе, если не ты, не нужна… – И вдруг: – Хочешь, я тебе ребенка рожу?
Толик даже опешил от таких слов.
– Потом, Зинаида… Ты же выпила?
– Я от тебя пьяная, – быстро возразила она. – Вино так…
– Вот и хорошо, вот и пойдем! – потянул ее Толик, незаметно оглянулся и заметил вдруг Костика. Но Зина ничего не понимала, она повисла на Толике и твердила свое:
– Нет, скажи… Хочешь? А кого ты хочешь? Мальчика или девочку?
Тут Костик от калитки подал голос. Не нашел, дурачок, другого времени.
– Толик! – закричал. -Подожди! Я все взял!
Толик сделал вид, что не услышал, и стал уводить Зину к дому. Но Костик продолжал кричать. Пришлось оставить Зину и вернуться.
– Ты кого? Меня? – спросил наигранно, удивленно. И морщил нос, и мимикой делал Косте знаки. Тот ничего не понимал.
– Но ты же просил?
– Я? Тебя? Просил? – удивился Толик, оглядываясь.
Зина подходила к ним и, наверное, слышала, о чем они говорили. Она посмотрела на Костика и засмеялась.
– А я его знаю! Этот, который утром… С Катькой стоял… А что ты у него просил? – поинтересовалась кокетливо, повеселев оттого, что ее подозрения насчет свиданки с женщиной не оправдались.
Толик туманно произнес что-то о товарище по работе и предложил Зине пойти, неудобно перед людьми в таком виде… Она сразу согласилась.
Толик увел Зину в дом, а Костик остался караулить, так ничего и не поняв. А тут откуда-то появилась его мать, тетя Тая. Вынырнула из сумерек улицы в тот момент, когда он стоял, прислонившись к забору, и смотрел в глубину сада, решив ждать до последнего.
– Обыскалась, – произнесла она сердито. – А он вот где стоит! Забор подпирает… Думает, что без него забор-то упадет!
Костик будто съежился под взглядом матери. Он и уйти не мог, то есть сбежать, и оставаться не мог, так ее появление могло все изменить. Особенно если выйдет Катя. А он верил, что она обязательно выйдет.
– Ма… Иди домой, – попросил он, оглянувшись. – А я приду.
– Вот как? – удивилась тетя Тая. – Родную мать гонишь? – Она прислушалась к музыке из дома, к голосам, которые доносились, и даже в момент ее прихода стали слышней. – Это что же? – спросила. – Гуляют?
– Не знаю, – отвечал бедный Костик.
Жалко на него было смотреть. Хорошо, что сам он себя со стороны не видел. Но и в том, что она, мать, его могла в таком виде наблюдать, тоже ничего хорошего не было.
Сердце у нее чуть не разорвалось, каким он показался ей слабым, несчастным, маленьким тут, у чужого забора.
– А я знаю, – произнесла она твердо, глядя сыну в лицо. – Это Гвоздева выдает племянницу, замордовали они девку-то, в прислугу превратили… Она и на огороде, и на рынке… Теперь задумали еще женить на старике!
– Ма… Иди! Ну, иди! – говорил он торопливо, чуть не срываясь на крик. – Я хочу побыть один!
Мать смотрела на него, и молчание ее было красноречивей всех слов. «Эх, Костька, кого ты хочешь обмануть? – подумалось. – Один… Один около чужой свадьбы – это уже не один, а вдвоем… С несчастьем своим!»
Постояла и пошла, согнув голову. Потом вернулась, сказала:
– На заводе у тебя… Да ты знаешь… Плохое место, Костька, ты выбрал для ожидания!
Ушла мать, а тут снова появился Толик. Может, он появился бы раньше, но видел их вдвоем и выжидал
