– Ему бы это сейчас пригодилось, раз полиция сцапала его, черт ее побери. Это же несправедливо!
– Несправедливо, Чарли. Ты должен сделать всё, чтобы было справедливо, и чем скорее, тем лучше. Ты должен поехать, найти этого Кибворса и рассказать ему обо всем. Не думаю, что все эти деньги его, судя по тому, что ты рассказал мне, но часть – да, и я не уверен, что мы можем взять хоть сколько-нибудь.
– Почему? Сколько-то из этих пятисот фунтов мои. Могу поспорить, что Кибворс согласится с этим. Разве я не делал всё, что они заставляли делать меня в Лондоне?
– Это вы должны решить сами, паренек. Но газеты, которые подняли шум вокруг тебя, должны поднять его вокруг него, когда узнают, что именно он сделал всё. И ты должен заставить их сделать это. Пусть они, сделав из него героя, выпустят его из тюрьмы. Уже если ты заслужил такое внимание, он тем более.
– Я поеду завтра, дядя.
– Лучше поздно, чем никогда. И ты почувствуешь себя лучше, когда сделаешь то, что должен сделать. Я несколько раз замечал, что у тебя что-то на душе. Как с работой в Аттертоне?
Чарли не очень весело рассмеялся.
– Работы нет.
– Хотя во всех газетах ты герой? А скоро у тебя не будет ни геройства, ни работы.
– Похоже на то.
– Зато ты будешь честным человеком, Чарли. Это что-то да значит. Говорят, что честность встречается так же часто, как мусор, но это не так. Трое из любых пятерых всегда готовы схитрить. Значит, ты едешь завтра?
– Завтра утром, дядя. Поставлю всё на свои места. Больше героя из меня они не сделают, пока этот парень в тюрьме. У них теперь будет другая «сенсация», как они называют такие вещи, и уж они выжмут из нее всё, что возможно. – Он засмеялся. – Знаете, дядя, я уже сейчас чувствую себя лучше, потому что история становится ясной. Вот что, тетя уехала, а тут такое с Мэдж – думаю, что вам не мешает слегка подкрепиться. Давайте заглянем в какое-нибудь местечко. Кто знает, когда я опять попаду в Слейкби.
7. Еще один Лондон
Когда Чарли вернулся в Лондон, он поймал себя на том, что думает не о Кибворсе или Кинни, а о той девушке, об Иде Чэтвик, что с его стороны – он знал это – было просто глупостью, напрасной тратой времени. Но так уж получалось. Он сказал себе: «Здесь Ида Чэтвик», и от этого, казалось, посветлела вся мрачная громада Кинг-Кросс стейшн[20]. На этот раз глупостей вроде «Нью-Сесил» уже не будет. Он подыщет жилье по себе, и оно будет недорогим. Он не был слишком гордым человеком и поговорил с носильщиком. Носильщик порекомендовал ему остановиться в «Бумеранг-Хаузе», всего в пяти минутах ходьбы от вокзала.
«Бумеранг-Хауз» представлял собой высокое, узкое, словно сдавленное с боков, здание, очень темное внутри. В нем стоял запах сырого шерстяного носка. Разовый ночлег с завтраком стоил здесь пять шиллингов, в неделю – тридцать шиллингов. Чарли очень искусно, как считал он, оставил открытым вопрос о том, будет ли он платить каждый раз по пять шиллингов за ночлег и завтрак или заплатит соответствующие тридцать шиллингов в конце недели.
Хозяйка пансиона оказалась очень странной женщиной. Она носила очки и жеманничала во время разговора. У нее были влажные глаза, длинный красный нос и вся она, казалось, пропиталась виски. Сначала и до конца она называла Чарли «мистер Иббл».
– Я уверена, мистер Иббл, вы найдете комнату очень удобной. У нас живут одни и те же джентльмены. Ис года в год. – Она негромко, как это принято среди леди, засмеялась, но смех ее, к сожалению, напоминал взрывы на виноперегонном заводе. – Вот почему пансион насывается «Пьюмеранг-Хаус» – добавила она.
Чарли не сумел догадаться.
– Почему, вы сказали?
– Потому, что все восвращаются обратно. Как восвращается пьюмеранг. Понимаете, мистер Иббл? Снаете, что такое пьюмеранг?
– Понял, понял! – воскликнул Чарли, считая бумеранг предметом куда приятнее пансиона.
Хозяйка вдруг стала серьезной и положила руку на рукав Чарли.
– Я вас должна предупредить, мистер Иббл, ваша соседка, миссис Баррагада, считается нашим постоянным жильцом. Да, миссис Баррагада. Фамилия, конечно, иностранная. Она была самужем за джентльменом ис Южной Америки. О, он был очень, очень богат. Я думаю, он был очень, очень, очень богат, мистер Иббл. Но миссис Баррагаде пришлось пережить очень много сабот.
– Сабот?
– Да, сабот. У всех есть саботы, не так ли, мистер Иббл? Но у бедняжки миссис Баррагады сабот было больше, чем она могла перенести, и – но это только между нами, мистер Иббл, только между нами – она не совсем сдорова, не совсем сдорова.
«Не все дома», – предположил Чарли не очень радостно. Ему не хотелось жить рядом с человеком, у которого «не все дома».
– Только в тех случаях, когда речь идет об одной-двух вещах. Она думает, что ее дочь, ее дочь Лаура, – оперная певица и что она вот-вот должна петь в Конвент-Гарден.
– А она не певица?
– Насколько мне исвестно, мистер Иббл, ее дочь Лаура самужем са управляющим магасина шестипенсовых вещей то ли в Ливерпуле, то ли в Гласго, по-моему, в Гласго. Но об этом говорить с бедняжкой миссис Баррагадой бесполесно. Ис-са всего этого у нее было слишком много сабот. А так она действительно очень интересная леди.
– Если она заведет разговор про свою дочь, с ней надо соглашаться? – спросил Чарли. Вся эта история ему очень не нравилась.
