украшенные орнаментом настольные часы. – Эти часы, – продолжал он, подводя к ним и шатаясь, были поднесены мне в качестве свадебного подарка моим внимательным и добрым хозяином сэром Грегори Хэчландом. Теперь смотри!
– Осторожнее! – крикнул Чарли, потому что Кинни, рискуя упасть, бросился к каминной решетке и выпрямился, размахивая кочергой.
– С наилучшими пожеланиями от сэра Грегори, – сказал Кинни, раскачиваясь перед часами. – Наилучшие пожелания чего? – ты, старая похотливая обезьяна!
Чарли бросился к Кинни, но опоздал, тот с чудовищной дикой силой ударил по часам. Он так широко размахнулся, что не устоял на ногах. Часы, стол, Кинни полетели на пол с грохотом ломающегося дерева и звоном разбитого стекла. Когда Чарли поднял Кинни, на него было жалко смотреть. Лицо было в крови, его вырвало. Чарли оттащил его в ванную комнату, немного умыл и уложил в кровать. Чарли и до этого приходилось возиться с пьяными, но с таким тяжелым и беспомощным, как Кинни, никогда. Возня с ним заняла много времени. К счастью, порезы оказались неглубокими, и вызывать врача не пришлось. Когда Чарли умылся и привел себя в порядок, Кинни спал.
– Да, – сказал себе Чарли мрачно, – дело, кажется, не двигается. – Похоже было на то, что Кибворс оказался прав. Чувствуя себя усталым, Чарли решил поесть в первой же попавшейся закусочной, а потом ехать в «Бумеранг Хауз» и лечь спать.
Утро показалось ему более обнадеживающим. Он еще не видел Хьюсона, и хотя Хьюсон был не так могуществен, как Кинни, во всяком случае он относился к Чарли по-дружески. Он выслушает его и даст разумный совет. Надо было только найти Хьюсона. Это означало еще один визит в «Дейли трибюн». Визит был сделан без особой охоты – редакция «Дейли трибюн» ему опостылела. На этот раз в застекленной клетушке дежурил другой фельдфебель, и Чарли пришлось долго ждать, прежде чем выдалась спокойная минута и с фельдфебелем можно было поговорить как мужчина с мужчиной. Чарли узнал, что между двенадцатью и часом дня Хьюсон был завсегдатаем бара близлежащего ресторана под названием «Старая сорока». Когда Хьюсон не был занят делами и находился где-нибудь поблизости, его следовало искать в «Старой сороке». Побродив до четверти первого, Чарли заявился в «Старую сороку», в грязноватый ресторанчик, расположенный в боковой улице. Там, в баре, в группе громко разговаривающих людей, он нашел Хьюсона. Чарли тронул его за локоть:
– Помнишь меня?
– Привет. Конечно, помню! – воскликнул Хьюсон. Лицо его сморщилось от улыбки. – Наш ушедший от нас герой! Выпьешь?
Чарли заказал стакан бочкового и, изловчившись, отвел Хьюсона от остальных. Они отошли в спокойный уголок.
– Ну, что тебя опять привело сюда?
– Выслушайте меня, мистер Хьюсон, – серьезно начал Чарли. – Если я говорю «выслушайте», значит меня действительно надо выслушать, чего бы вам это ни стоило.
– В этом деле я не очень силен, Хэббл, но постараюсь. В чем дело? Надеюсь, не в деньгах, потому что у меня – ни гроша.
– Нет, не в деньгах. Тут всё в этом геройстве. Понимаешь, я ведь в действительности ничего не сделал, а сделал всё другой человек. – Чарли опять повторил историю той ночи о Кибворсе и о себе. – Я пытался рассказать всё мистеру Шаклворсу, – закончил он, – но он даже не дослушал, а только разозлился. Я пытался рассказать мистеру Кинни, но он был совсем пьяный, и ему ни до чего не было дела. Теперь я рассказываю всё тебе и хочу знать, можешь ли что-нибудь сделать или нет.
– Абсолютно ничего, мой дорогой друг, – ответил Хьюсон. – У тебя нет ни малейшего шанса. История умерла.
– Что ты хочешь этим сказать – умерла?
– Ты и Аттертон уже не новость. И нам до вас нет никакого дела. – Я говорю сейчас как работник «Трибюн», а не как человек – независимо от того, ты или кто-то еще спас город. Конечно, если кто-нибудь опять не станет сенсацией. Если бы мне сказали что ты не сделал ничего, а всё сделала Грета Гарбо, тогда бы я тебе пообещал пару колонок. Короче говоря, я уже неоднократно думал, что для тех, о ком мы пишем, надо нам придумывать то, что они должны делать: например, Грета Гарбо должна слетать в Новую Зеландию, а Хелен Вилз – открыть экономическую конференцию. Это сэкономит и место в газете и время.
– Но вы – только не обижайся и хоть на минуту перестань умничать, – но вы подняли всю эту шумиху вокруг меня. А Кибворс…
– Нам до него нет дела. Не только потому, что он коммунист, хотя это снижает его шансы до нуля, а просто потому, что история умерла. После нее умерло еще несколько. Твоя история так мертва, что мне даже странно, что я разговариваю о ней с тобой. Это всё равно, что сидеть в углу с привидением.
– Но, черт побери, – закричал Чарли, – прошло всего две недели!
– Знаю, но для современной массовой газеты это большой срок. Нам надо всё время менять программу, понятно? Мы не газета в старомодном понимании этого слова. Одна или две таких остались, но на каждый их экземпляр наших приходится десять. Нет, мы в действительности не газета, а печатный цирк, водевиль, комната смеха, сборник шуточек на каждый день. Ты и Аттертон были в программе, и ваш номер исполнен. Нас нисколько не удивило бы, если бы сейчас пришел кто-то и доказал, что у вас там никогда не было пожара, или даже, что такого города, как Аттертон, вообще не существовало.
– А другие газеты?
– Единственная газета, которая может напечатать о Кибворсе, это «Красный поджигатель» или как там называется эта красная тряпка? Но и она нисколько ему не поможет. Может только получиться, что его обвинят за то, что он находился в помещении завода, а потом еще скажут, что он сам и поджег его. Самое лучшее для тебя сейчас – это молчать. О тебе сейчас ничего не пишут в газетах. Очень хорошо, держись от них подальше.
– Да, – Чарли вытер платком лоб. – От такого голова пойдет кругом.
– А ты посмейся надо всем этим – и всё.
– Вряд ли от такого засмеешься, – ответил Чарли медленно. – Задумаешься, это да.
