которой ты собирался жениться, свои гомосексуальные наклонности – это одно! – с горячностью воскликнула Викки. – Но обманывать меня в бизнесе – это другое. А я думала, ты особенный! Но нет, ты сволочь, Питер Мак-Маннус! Ты такой же, как и все остальные мужики!
Потом она размахнулась и залепила ему звонкую пощечину, такую сильную, что он повернулся на сто восемьдесят градусов и обнаружил, что смотрит на себя в зеркало на стене.
И тут Питер неожиданно улыбнулся зеркалу, как тот мужчина в рекламе пены для бритья, который только что вылез из кровати после бурной ночи с очередной куколкой.
– Я такой же, как и все остальные мужики!
Затем он повернулся к Викки, и в его глазах загорелся огонь.
Взгляд был таким, что она застыла на месте. Как писала Викки в своем дневнике, температура в коридоре резко повысилась градусов на десять – пятнадцать. И прежде чем она успела вымолвить хоть слово, Питер шагнул к ней, решительно взял за плечи, притянул к своей груди и поцеловал так страстно, как способен только горячий и по уши влюбленный мужчина.
Когда они оторвались друг от друга, Викки покраснела до кончиков ушей, и, по ее словам, у нее подогнулись колени и закружилась голова. В этот момент она окончательно разобралась для себя с вопросом о гомосексуальности этого мужчины.
– Питер Мак-Маннус! – выдохнула она.
С вновь обретенным осознанием своей мужской силы Питер взял любимую женщину за руку и повел по направлению к холостяцкой квартире Кэтчера Блока.
– Что ты скажешь, если мы зайдем на минуточку внутрь? – сказал он, соблазнительно и загадочно улыбаясь.
– Я… Я не могу… – пробормотала Викки, еще больше краснея и припомнив о переключателях и раскладывающемся диване… – Мне нужно идти… – Ох, как же зовут подругу? – …К Барбаре…
– Всего лишь на десять минут, – решительно сказал Питер.
Губы Викки растянулись в глупой улыбке.
– Десять минут?
Питер утвердительно кивнул:
– Десять минут.
Викки ничего не могла поделать и позволила затащить себя в квартиру.
Барбара
Я думала, что уж на этот раз успею ускользнуть от Кэтча. Однако он опять догнал меня на улице. У нас уже вошло в привычку устраивать ссоры на улицах Манхэттена. Может, стоит начать продавать билеты?!
Хотя следовало не начинать, а заканчивать: я решила порвать с Кэтчером Блоком раз и навсегда.
– Нэнси, подожди! Что ты имеешь в виду, говоря «я не могу»?
Я повернулась. Возможно, так лучше. Нам следует объясниться, чтобы избежать дальнейших недоразумений. После этого каждый из нас вернется к обычной, размеренной жизни.
– Я имею в виду, – спокойно сказала я, – что не могу выйти за тебя замуж.
– Что?!
– Я не могу быть миссис Кэтчер Блок, – еще раз повторила я. – Не могу быть твоей женой и жить с детьми в доме за городом.
Он выглядел жалким и потерянным. Я попыталась объяснить ему почему, хотя еще не объяснила всего себе самой.
– В моем плане был один нюанс, который я не приняла во внимание. Вот уж не думала что, притворяясь Барбарой Новак, на самом деле стану Барбарой Новак. Возможно, я не гожусь на эту роль, но Нэнси Браун отныне декларирует «К черту любовь», уровень три.
Я покачала головой с вновь обретенной решимостью.
– Мне не нужна любовь. И мне не нужен ты.
Такси подъехало к тротуару, и я, не добавив больше ни слова, залезла внутрь.
– Ты что, с ума сошла? – взорвался Кэтч, придерживая рукой дверцу. – Да в твоем перевернутом мире, избравшем лозунг «К черту любовь», нет ни одной женщины, которая отказалась бы от предложения руки и сердца самого Кэтчера Блока!
Я еле удержалась от смеха. Кэтчер Блок никогда не изменится – я сейчас это отчетливо поняла. Он навсегда останется таким же самодовольным, самоуверенным и эгоистичным.
– Что же, думаю, я опять выделилась в твоем списке, – ответила я.
Машина тронулась, и в тот же момент полил дождь.
Когда мы поворачивали за угол, мне стало интересно, стоит ли Кэтч все еще на тротуаре, наблюдая, как я уезжаю.
Но на этот раз я не обернулась.
Кэтчер
На улице не переставая лил дождь – идеальная погода для похорон.
