не могу сказливых англичан…
— Я шотландец.
— Это еще хуже. Вся штука в том, что у вас ребенка успевают избаловать и испортить вконец еще в колыбели. Вы прямо-таки лопаетесь от самомнения. Только бы рисоваться и ни черта не делать. Тщеславные негодяи. Женщине от вас никакого проку. Вместо вас можно держать в доме чучело жирафа.
Тим Кемп с бокалом в руке подошел к Шерли.
— Пойдемте со мной. — Он провел ее в другой конец огромной комнаты между шаткими стенами из книжных шкафов, штабелей книг, ящиков с бабочками, птицами, звериными головами, щитами, мечами и ружьями.
— Характерно для Англии, правда? Такое нагромождение старого хлама, повернуться негде.
Они вышли в пустой коридор с каменным полом и стенами, покрытыми сырыми пятнами, — сплошь запустение и тоска.
— Но тут не так плохо, как кажется, — сказал он ей, — так что не хмурьте свое прекрасное лицо. Прежде всего, вторая дверь налево — уборная, вам, конечно, первым делом надо туда, правда? Потом чашку чая. Пока вы там справитесь, я это дело устрою.
— Ах, мистер Кемп, спасибо вам! — воскликнула она. — Но куда мне идти потом? Этот дом приводит меня в ужас.
— Я буду ждать за углом возле кухни и найду удобное местечко, где мы сможем поговорить по душам. Вы ведь хотите поговорить по душам?
— Да, конечно, мистер Кемп. Как хорошо, что вы оказались здесь.
Рядом с уборной была ванная, но там не оказалось ни мыла, ни полотенца, похоже было, что ванной никто не пользуется, и Шерли постояла там немного, чтобы хоть внешне оправиться от смущения и растерянности. Потом она нашла мистера Кемпа — он курил трубку и потягивал джин возле открытой двери кухни, где было полно людей, которые все разом говорили и смеялись. Он отвел ее в унылую комнатку, где не было ничего, кроме стола и стульев. Но на столе стоял поднос с чайным прибором и такой огромный чайник, какого она еще в жизни не видывала.
— Наливайте без церемоний, — сказал он. — А я не хочу. Здесь, наверно, была комната экономки или что-нибудь в этом духе. Местечко не слишком веселое, но не можем же мы разговаривать в кухне. Их там всего четверо, но составилось целое общество. Кухарка, старая, выжившая из ума ирландка. Горничная из местных, малость придурковатая, но добрая и услужливая, в отличие от большинства умных. Антонио, лакей, вообще-то его зовут как-то по другому, но леди Бодли-Кобем так его называет. И ваш шофер.
— Наш шофер? Но ведь он такой мрачный и угрюмый.
— Да, конечно, — в машине. Но не здесь. Это сборище — его затея. Ну как, мисс Эссекс, теперь вам получше? Вас, кажется, зовут Шерли?
— Да. Мне гораздо, гораздо лучше, а все благодаря вам, мистер Кемп.
— Зовите меня Тим, Шерли.
— Хорошо, Тим. Эта ужасная старуха леди Бодли-Кобем напугала меня до смерти.
— Это в ее духе. К тому же сейчас она здорово клюкнула. Мы с ней уже давно пьем и болтаем, с самого утра.
— Оно и видно, Тим. Я чуть не умерла, когда услышала, что вы называете ее Аннабелой.
— Так ее зовут, а мы с ней теперь друзья. И с вами мы тоже друзья, не правда ли, Шерли? А теперь расскажите, как вы ладите с сэром Майклом.
— Ах, Тим! — И золотоволосая наяда взглянула на него поверх чашки. — Я люблю его. Тут ничего не поделаешь. Я старалась с собой справиться, но все равно люблю.
— Ничего удивительного, Шерли. Этого я и ожидал. Но вы ведь помните, что я вам о нем говорил?
— Конечно, все до единого слова. И я вам верю.
— Если вы для него просто новая игрушка…
— Я знаю, знаю. Это ужасно. Мне все время хочется, чтобы он коснулся меня…
— Ну а потом? Что будет с вами? И с ним? Вы должны спасти его от самого себя.
— Это я и говорю себе все время, Тим. Я все понимаю, все. Но это нелегко — ведь я люблю его. Я не такая, как те холодные, расчетливые девушки…
Она вся зарделась и стала похожа на возмущенную чайную розу.
Тим глотнул еще джина, а потом, не без труда, напустил на себя необычайно серьезный вид.
— Что ж, обсудим создавшееся положение. Он приехал сюда. И вас с собой привез — это неоспоримое доказательство, что он не в себе.
— Как?..
— Он влюблен, или, во всяком случае, вы вскружили ему голову. А здесь его ждет полный провал. Верьте моему слову.
— Я знаю.
— И вам будет очень-очень его жалко…
— Мне и сейчас уже его жалко…
— То ли еще будет вечером, когда он пригласит вас пообедать, а потом повезет в Комси или к себе на квартиру. Вам захочется уступить ему, и если вы это сделаете…
— Я знаю, знаю.
— А если не сделаете, если устоите, заявите ему, что вы не из таких, тогда он, усталый и раздосадованный, не выдержит нового разочарования, и может разыграться отвратительная сцена…
— Вы полагаете, я обо всем этом не думала?
— Не знаю, дорогая! Но вам остается только одно. Пригласите его к себе. Откажитесь от обеда в ресторане. Скажите, что обед или ужин приготовлен для вас дома. Одно из двух: или соглашайся, или прости-прощай. Недурное будет испытание его чувств. Так вот, Шерли, телефон слева на стене. Позвоните маме и предупредите ее. А потом, — добавил он сонным голосом, — позвоните в Дискус и попросите соединить вас с сэром Джорджем Дрейком.
— Может быть, сначала позвонить ему?
— Ни в коем случае. Прежде всего мама, Дрейк — после. Прежде всего жизнь, Дискус и Комси — после.
Глаза у него уже слипались. Когда ома, огорошив удивленную маму просьбами и наставлениями, вернулась сказать Тиму, что дозвонилась в Дискус, он уже крепко спал, и мгновение она не решалась разбудить его. Он казался не то гномом, не то ребенком со старческим лицом. Она осторожно потрясла его за плечо.
— Тим, сэр Джордж у телефона.
Он посмотрел на нее мутным взглядом.
— Господи, что такое, девочка?
— Вы же хотели с ним поговорить.
— О чем?
— Ах, оставьте глупости, Тим. Откуда мне знать о чем? Может быть, о леди Бодли-Кобем.
— Да, конечно. Благодарю вас. — Он встал. — Постойте-ка. А где это?..
Она довела его до телефона и решила далеко не уходить, на случай если ему понадобится помощь, но к тому же ее разбирало любопытство.
— Дрейк, — начал он. — Это Кемп… Ну конечно же, это крайне важно. Иначе разве стал бы я вам звонить?.. Кроме того, возможно, я задержусь на несколько дней… Почему? Да потому что завтра я еду с леди Бодли-Кобем в Дербишир… Ну что вы заладили — почему да почему, это же идиотизм… Я еду с леди Бодли-Кобем — кстати, это превосходная, умнейшая женщина, хотя и не без причуд, — осмотреть дом с усадьбой и, если помните, с небольшим озером, все это она согласна передать в распоряжение Объединенного центра искусств. — Голос Тима зазвучал словно с трибуны. — В этой усадьбе будут жить и творить талантливые молодые деятели всех видов искусств — романисты будут писать антироманы, драматурги — антидрамы, художники и скульпторы — создавать антикартины и антистатуи. Я убедил ее — а это было не так-то просто — взять на себя пятьдесят процентов затрат на перестройку и пятьдесят
