— Придется заказать заранее. На восемь часов. Позвони, пока я приму ванну. Нет, погоди, я сама, будет похоже, что звонит чей-то секретарь, а ты налей мне ванну, милый. И давай совсем не думать о расходах.
И она вышла к телефону, очевидно, в очень хорошем настроении.
Сэр Джордж добавил себе джину, выпил, потом, тяжело ступая, поднялся наверх — налить ванну для Элисон — и вернулся в столовую проглядеть вечерние газеты. Как всегда, они его раздражали. Хотя он соглашался с ними, что каменщики вполне могут протянуть еще полгода на тридцать шесть шиллингов в неделю, но он никак не разделял газетных восторгов, когда они взахлеб восхищались теми ловкими людьми, которые каким-то образом заработали миллион-другой, не платя при этом никаких налогов. И вдруг в театральных новостях он увидел фамилию О'Мор. Нет, не может быть! Но он не ошибся: в заметке говорилось, что странствующая труппа О'Моров начинает гастроли в театре «Коронет» в Лондоне. Великий Боже! Растерянный, еще больше удрученный, он поднялся наверх, чтобы переодеться. В некоторых случаях, когда у них бывали гости или они куда-нибудь ходили, Элисон обязательно надевала на себя светскую маску еще до выхода в свет, хотя ей приходилось занимать только одного сэра Джорджа. Казалось, что она проводит генеральную репетицию, играя гостью или хозяйку дома. И сейчас был именно такой случай. С той минуты, как она вышла из ванны, она вела веселую непринужденную болтовню, не ожидая от него поддержки: ему даже казалось, что говорит она не с ним, не с человеком, за которым она столько лет замужем, не с тем, чью руку она сжимала, разражаясь слезами. Более того, ему не нравилась та женщина, которую она играла: эта женщина была гораздо богаче, чем настоящая Элисон, куда изысканнее, она свысока говорила обо всем и все знала, будто сошла со столбцов светской хроники газет или одного из модных журналов. И сегодня эта сомнительная особа пудрилась, красилась и одевалась в скромной спальне Дрейков, а потом, сидя рядом с ним в такси, болтала всю дорогу, пока они не доехали до «Мушкетера», находившегося у самого Беркли-сквера.
И тут его прежняя Элисон на минуту воскресла. Она судорожно сжала его руку и горячо зашептала:
— Джордж, не подведи меня. Уверена, от тебя многое зависит. Будь внимателен к Молли, а я займусь им. Но если я обращусь к тебе, поддержи меня, что бы я ни говорила. Обещай, милый, прошу тебя!
Но из такси вышла уже та, другая, вооруженная для встречи с гостями, и ее сопровождал довольно неуклюжий человек, и хотя его костюм отдаленно напоминал одежду героев Дюма, по характеру он был от них очень далек.
Они пришли раньше Эвонов, и сэр Джордж успел удостовериться, что столик для них оставлен. Очевидно, Элисон говорила по телефону весьма внушительно, потому что столик им оставили отличный, в углу, и над ним с потолка, в романтическом стиле французского семнадцатого века, спускались гипсовые арки с листьями из пластика. «Мушкетер» — общее детище бывшего официанта-грека, оптового торговца мясом из Хаддерсфилда и двух приятных юношей-декораторов, чьи и без того некрепкие мозги совершенно свихнулись от вдохновения, — был в Мейфэре пристанищем, несомненно пропитанным духом Дюма-отца. И возможно, для напоминания о мушкетерах, а возможно, и просто для усиления аромата роскошной жизни все блюда, кроме супа и мороженого, подавались к столу в пылающем ореоле. Блюда, которых никогда до того не обливали горящим соусом, в «Мушкетере» подавали «фламбэ». Официанты — и два молодых киприота, и старики эльзасцы, шаркавшие ногами, — веселились вовсю, непрестанно подавая пылающие шампуры или обливая блюдо скверным виски и поднося к нему горящую спичку. Не слишком нервные гости, любившие поесть и выпить, тоже развлекались этим, особенно если им не приходилось думать, во что вскочит этот огненный пир. Именно в таком счастливом положении оказались муж и жена Эвоны.
Сэр Финли Эвон, с которым сэр Джордж был едва знаком, был необычайно худ и все время смотрел на кончик своего носа, словно боялся, что в любую минуту кость прорвет тонкую кожицу. Его жена Молли, подруга Элисон, тоже была худа и озабочена, но при помощи какого-то трюка она, как фокусник, умела создать впечатление, будто она пухленькая, веселенькая бабенка. Эвоны слыхали про «Мушкетера», но никогда там не были. Более того, сэр Джордж сразу почувствовал, что Элисон права и оба они скупы и экономны до чрезвычайности и сейчас решили извлечь все, что можно, из первого посещения этого ресторана по опрометчивому приглашению Дрейков. Сам Эвон, который, по-видимому, вообще ел мало, был довольно умерен и сейчас, но его супруга, к ужасу сэра Джорджа, сразу заказала несколько самых дорогих блюд. Если бы ей дать волю, подумал он, она бы не остановилась перед свежей зернистой икрой — тридцать два шиллинга шесть пенсов за порцию.
Для целей Элисон они разместились удачно. Длинный стол был поставлен углом. Чета Эвонов сидела лицом к залу, на некотором расстоянии друг от друга, и сэр Джордж на одном конце оказался рядом с Молли, а Элисон почти монополизировала сэра Финли на другом конце стола. Расстояние между обеими супружескими парами было не настолько велико, чтобы мешать общему разговору, но все же давало сэру Финли возможность слушать одну Элисон, которая стала его обрабатывать, как только они уселись, а в это время сэр Джордж развлекал Молли тем, что слушал ее, не перебивая. Это было легко, но скучно. Вскоре он понял, почему они так скупятся и жмутся: у них, оказывается, два сына и дочь, чье образование стоило очень дорого. И через некоторое время он уже знал про эту невыносимую тройку все, что можно, во всяком случае, достаточно для того, чтобы пожелать хорошую атомную бомбу на их голову.
Когда официант не суетился вокруг них — как видно, ему очень хотелось поджечь всю еду, — сэр Джордж мог слышать разговор Элисон с сэром Финли настолько, чтобы сразу понять, какую линию она ведет. Ее муж, утверждала она, никогда не хотел работать в Дискусе, всегда считал это учреждение шатким, ненадежным, к тому же был вынужден принять в штат совершенно неподходящих людей, но несмотря на потрясающие трудности, с которыми ему приходилось сталкиваться, он творил чудеса. Эту линию и вела Элисон, и вела правильно, лишь бы только она постаралась не перегнуть палку: Элисон не всегда знала, когда надо остановиться.
Самый дорогой десерт назывался «блины по-мушкетерски», и конечно, Молли заказала именно это. Официант вообразил, что его надо приготовить под самым носом у дамы, так что сэру Джорджу пришлось отодвинуться влево. Сам он ничего на сладкое не взял: надо было как-то ограничить расходы, а Элисон в своем великосветском азарте тоже заказывала без удержу, что хотела. Отодвинувшись, сэр Джордж услышал конец диалога между сэром Финли и Элисон и успел схватить то, что Элисон рассказывала о нем.
— Видите ли, — говорила Элисон, — Джорджу до смерти хочется взять руководство в каком-нибудь солидном, стоящем учреждении. Он не любит современное искусство, да и людей искусства недолюбливает.
— Не виню, — сказал сэр Финли. — Сам не люблю.
— Разумеется, Джордж в этом не признается — он фанатически лоялен по отношению к любому учреждению, где работает, — но я знаю: он, как и я, считает, что страна нуждается больше всего в научных и технических кадрах.
— Он прав. Мы все так считаем.
— А когда мы достигнем тут успеха, — но никак не раньше, — тогда можно будет знакомить народ с искусством и уже всерьез заняться тем, чем занимался до сих пор Дискус и что, вероятно, хотя, по-своему, и не очень умно, пытались делать в Комси. Но прежде всего — техническое обучение, вы со мной согласны?
— Между нами — да, — сказал сэр Финли. Речь его была такой же худосочной и дерганной, как он сам. — Но вслух — нельзя. Люди искусства навалятся всей тяжестью. Полетят письма в «Таймс», в «Гардиан».
— О да, они любят писать письма. Все они бессменные болтуны. Можете себе представить, с чем приходится сталкиваться Джорджу при его-то безумной добросовестности.
— Это про кого? Про меня? — Сэр Джордж почувствовал, что ему пора вмешаться. — Но любой толковый администратор не может пренебрегать корреспонденцией, как частной, так и официальной. Вы согласны, Эвон?
— Конечно, Дрейк. Видно, за два года вам пришлось разбираться в груде чепухи. Не завидую.
— Знаю, что мне не следует это говорить, — сказала Элисон, — но Джордж вел себя героически, просто героически. Даже намека себе не позволял, что ему страшно хотелось бы делать что-то более серьезное, стоящее — то, чем вы сейчас занимаетесь в министерстве.
