щетки, наоборот, нарастили на этих костях избыток дряблого, бескровного мяса), тотчас же погрузилась в мрачные размышления, в которых фигурировали и мистер Кросс, страдавший ревматизмом, и их домашний очаг — две комнаты между Сити-роуд и черным Риджент-кенел, — и миссис Томлинсон, та дама, у которой она сегодня будет убирать квартиру, и мечта о куске тушеного мяса. Через некоторое время она встала и вернулась в первую комнату.
Теперь миссис Кросс не игнорировала больше эту комнату, и то, что она увидела, присмотревшись повнимательнее, неожиданно смутило и даже испугало ее. Она напрасно погорячилась (с нею это бывает) из-за той записки! Контора и в самом деле нуждается в генеральной уборке. Она ее в последнее время немножко запустила, оттого что вот уже три дня подряд приходит поздно, — и не мудрено: ведь она не высыпается. А все потому, что соседи в верхнем этаже — миссис Вильямс и ее муж — завели громкоговоритель, этакий небольшой рожок. Это не только громкоговоритель, но и поздноговоритель, от его крика голова может треснуть… Да, контору надо немного привести в порядок, иначе тот, кто оставил записку, нажалуется мистеру Дэрсингему, и тогда опять потеряешь место. А все оттого, что она такая вспыльчивая. Лучше уж срывать сердце на метле да пыльной тряпке…
Где-то за стеной часы пробили один раз, словно давая последний толчок мыслям миссис Кросс. Половина девятого! Ого, надо поторопиться с уборкой!
Она все еще «торопилась», — точнее говоря, лениво водила тряпкой по жестяному чехлу пишущей машинки, когда появился второй служащий «Твигга и Дэрсингема», и рабочий день начался. Застекленная дверь из небольшой передней, где посетителей всегда заставляли несколько минут дожидаться, распахнулась и пропустила в контору мальчика лет пятнадцати. Глаза его были устремлены на сложенный квадратиком журнал, который он держал перед собой на расстоянии четырех дюймов. Это был рассыльный (официально он назывался «младший конторщик») Стэнли Пул. Он явился сюда из Хакни, и оно еще напоминало ему о себе сохранившимся во рту вкусом какао и хлеба со свиным салом. Его тело, маленькое и худое, но довольно крепкое, увенчанное растрепанной рыжей головой со вздернутым носом, веснушками и зеленовато-серыми глазами, вот уже двадцать минут тому назад приступило к своим служебным обязанностям, атаковав сначала трамвай, потом автобус и пройдя пешком несколько улиц. Сейчас оно явилось в контору. Но душа Стэнли Пула еще не возвратилась к будничному существованию. Даже в ту минуту, когда Стэнли уже переступил порог конторы, она все еще витала в пустынных степях Мексики, переживая героические и захватывающие приключения в обществе юных летчиков, Джека Дэшвуда и Дика Робинзона, грозы всех мексиканских бандитов.
— А, пришел! — встретила его миссис Кросс, снова закладывая за ухо выбившуюся прядь. — А я только что подумала, отчего тебя до сих пор нет?
Стэнли поднял глаза и поздоровался с нею кивком головы. Со вздохом оторвался он от мира юных летчиков и мексиканских бандитов. И раньше, чем сунуть в карман свой журнал, попытался сложить его еще меньшим квадратиком.
— Все читает, читает, читает! — саркастически воскликнула миссис Кросс. — И на что только люди тратят время! Что они находят в этих книгах, ума не приложу! Ну вот о чем ты читал сейчас? Об убийствах небось?
— Нет, — возразил Стэнли, без всякой видимой надобности балансируя на одной ноге. — Это журнал для мальчиков.
Он сообщил это как-то нехотя, с угрюмым видом — не потому, что он по природе был угрюм и необщителен, а просто он по опыту знал, что старшие задают такие вопросы обычно не из любознательности, а с намерением посмеяться над ним.
— Знаю, знаю, эти дрянные книжонки по пенни за штуку!
— А вот и нет, — возразил Стэнли, балансируя теперь уже на другой ноге. — Эти по два пенса. Я покупаю их каждую неделю, с тех пор как они начали выходить. Журнал называется «Спутник мальчика». Здесь печатаются самые лучшие рассказы, — добавил он в неожиданном порыве откровенности. — Все про мальчиков, которые летают на самолетах в Мексику и в Россию, по всему свету и переживают разные приключения.
— Приключения, скажи на милость! Сидели бы лучше дома. Этак и ты, пожалуй, скоро убежишь искать приключений — и что скажет тогда твоя бедная мать?
Но эта реплика только подзадорила Стэнли и толкнула на новые, еще более опасные признания.
— Нет, я хочу быть сыщиком, — объявил он.
— Вот тебе раз! — воскликнула миссис Кросс, потрясенная и вместе восхищенная. — Сыщик! В жизни своей не слыхивала ничего подобного! Уж если хочешь стать сыщиком, так зачем же ты сюда-то поступил? Здесь сыщикам делать нечего. Выдумал тоже! Для этого дела ты слишком мал, и никогда тебе сыщиком не бывать, потому что сперва надо стать полисменом, потом уже сыщиком, — а в полисмены тебя ни за что не возьмут.
— Неправда! Чтобы стать сыщиком, вовсе не нужно раньше быть полисменом, — презрительно парировал Стэнли. Он был хорошо осведомлен в этом деле и такому профану, как миссис Кросс, не дал сбить себя столку. — Да и потом можно сделаться частным сыщиком и отыскивать украденные бриллианты и выслеживать преступников. Вот чего мне хочется: выслеживать.
— Это что же значит? Подглядывать за людьми, что ли? Ну нет, это пакость. Выслеживать, ишь ты! Уж я бы тебе показала, если бы поймала тебя за таким делом. — И миссис Кросс, подобрав метлу и совок, тряхнула ими так сердито, как будто это их она поймала «за таким делом». — Ты лучше принимайся за работу, как всякий честный, порядочный мальчик, и никому больше не рассказывай, что намерен шпионить за людьми, иначе попадешь в беду. Что ты думаешь, люди захотят терпеть такое? Если бы мистер Дэрсингем знал, чт
Стэнли повернулся к ней спиной и скорчил гримасу, выражавшую презрение не столько к самой миссис Кросс, сколько к узости того мировоззрения, представительницей которого в этот момент являлась миссис Кросс. Он вышел за дверь, принес из почтового ящика утреннюю почту и разложил ее на ближайшем столе. Затем, вдруг что-то вспомнив, посмотрел, ухмыляясь, на миссис Кросс, которая делала последний рейс вокруг комнаты.
— Видели записку, что была тут для вас оставлена? — осведомился он.
Миссис Кросс сразу перестала орудовать пыльной тряпкой.
— Да, видела. И если тебе интересно, где эта записка, так знай, что она в печке. — В тоне миссис Кросс звучало грозное предостережение всем тем, кто много мнит о себе. — А интересно знать, кто оставил эту записку? Кто ее писал? Только это мне скажи, больше мне ничего не надо.
— Ее написала мисс Мэтфилд.
— Так я и знала! Как только взглянула на бумагу, сразу догадалась, чьих это рук дело. Мисс Мэтфилд, разумеется!
Ирония миссис Кросс приняла теперь столь устрашающие размеры, что эта почтенная особа вся тряслась, и голове ее грозила опасность оторваться от туловища.
— А позвольте узнать, давно ли мисс Мэтфилд в этой конторе стучит на своей машинке? Давно ли? Всего-то два месяца! Ну хорошо, скажем — три. А сколько времени я работаю здесь, у Твиггов и Дэрсингемов, прихожу каждое утро изо дня в день и убираю контору? Этого ты не знаешь? Нет, ни ты, ни твоя мисс Мэтфилд этого не знаете. Так вот я скажу вам обоим. Семь лет я служу у Твиггов и Дэрсингемов, вот сколько! Меня нанимал не нынешний мистер Дэрсингем, а еще его покойный дядя, старый мистер Дэрсингем, — хороший был человек, лучше нынешнего, да и дельнее, насколько я понимаю. А когда нынешний мистер Дэрсингем стал хозяином, он меня позвал и говорит: «Вы будете убирать по-прежнему, миссис Кросс, и платить я вам буду столько же, сколько платил дядя». Так и сказал, вот в этой самой комнате. Я говорю: «Премного обязана, сэр, буду стараться, как всегда». А он в ответ: «Я в этом не сомневаюсь, миссис Кросс». Машинистки! Эка невидаль, подумаешь! Приходят и уходят так часто, что не стоит труда запоминать их имена. За то время, что я здесь работаю, их тут перебывало не то восемь, не то десять, а то и вся дюжина. Мисс Мэтфилд! Когда она придет, передай ей от меня ответ, — прокричала она, окончательно расхрабрившись и забыв всякую осторожность. — Скажи ей только одно: «Миссис Кросс прочитала записку и спрашивает, кто уборщица в этой конторе, она или вы. А если она, так тот, кто делает
