самом деле. Перед кофе ей вдруг захотелось смеяться при мысли о том, что Нормен увезет свои желтые усики обратно в Честерверн, к старому Уорвику. После горького черного кофе это дурацкое состояние прошло. За кофе они с Норменом курили. У Нормена на красноватом лбу выступила испарина, а очки слегка запотели. Он вспоминал былые времена и сентиментально улыбался ей из-за стоявшей между ними перечницы.
Пора было уходить. Свирепый иностранец вдруг вспомнил об их присутствии, принес счет, получил деньги, отдал сдачу, смахнул со стола в карман чаевые и выставил их на улицу, где воздух показался им сразу удивительно свежим и чистым. Они пришли в «Колладиум» как раз вовремя, через несколько минут после начала второго сеанса. Театр, как всегда, осаждала толпа любителей развлечений, в багровом свете ламп у входа походившая на сонм демонов. Нормен не совсем уверенно повел свою даму по коридорам, устланным толстыми коврами.
— Да ведь контролер как будто кричал нам «налево и вверх по лестнице»? — спросила мисс Мэтфилд. У нее немного болела голова. («Эти багровые огни у входа мучительны, как головная боль. А может быть, виновато бургундское?») — Да, знаете, я отлично помню, что он сказал «налево».
— Я не слыхал, — возразил Нормен не особенно любезным тоном. Он был в некотором затруднении. — Может быть, он это сказал не нам, а кому-нибудь другому?
Она несколько недоверчиво пошла за ним по проходу в партер, где было так накурено, что дым ходил волнами, как после пожара. Девицы с программами указывали публике места, но пришлось бы дожидаться очереди, а Нормен ждать не хотел, боясь, как бы кто не занял его замечательные места. Он пошел вперед, глядя то на билеты, то на нумерованные ряды кресел, и наконец отыскал нужный ряд. Они протиснулись мимо уже сидевших, нашли свои места и сели.
— Здесь хорошо, не правда ли? — сказал Нормен, отдуваясь. — Чудные места, а? — Он с торжеством посмотрел вокруг. Зажигались огни, оркестр настраивал инструменты, и зал быстро наполнялся. Головная боль у мисс Мэтфилд прошла, только иногда ломило в висках.
— Как насчет программы? — сказал Нормен и стал суетливо делать знаки, но ни одна из девушек не замечала их.
Тут по их ряду пробрались двое высоких мужчин решительного вида, с вульгарными лицами, квадратными челюстями и сигарами в зубах. Они остановились подле мистера Бертли и мисс Мэтфилд.
— Эй, послушайте! — крикнул один из них контролерше, посмотрев предварительно на свой билет. — Вы нам правильно указали ряд?
Очевидно, ряд был указан правильно, потому что он обратился теперь к Нормену.
— Кажется, вы сели не на свои места, приятель, — сказал он довольно мирным тоном.
— Не думаю, — возразил Нормен резко. Он вынул билеты и уверенно посмотрел на них.
— А вот я вам сейчас докажу. — У этого мужчины голос был громкий, один из тех голосов, которые привлекают всеобщее внимание. — Ряд Ф, номера четырнадцать и пятнадцать. Верно? Ну, так это мои места, я их купил и заплатил за них. Спросите у контролерши, она нам их указала.
— Ничего я не знаю, — сказал Нормен упрямо. — У меня тоже ряд Ф, места четырнадцать и пятнадцать. И мы пришли раньше вас. Наверное, в кассе ошиблись.
Мисс Мэтфилд встала. На них смотрели. Больше всего она ненавидела такие нелепые сцены.
Второй высокий мужчина, лишенный того пространства, которое ему полагалось и требовалось, чтобы поместить свою громадную тушу, сердито засопел. Это побудило его товарища перейти к более активным действиям.
— Ну-ка, дайте взглянуть на ваши билеты, — сказал он грубо. — Вот мои. Теперь показывайте ваши. — Он почти вырвал их у Нормена. И в тот же миг закричал с торжеством: — Ага! Балкон! Б-а-л-кон, понимаете? А здесь не балкон, черт возьми! Вы не туда попали, милейший, не туда попали.
— Как это вам нравится! — презрительно подхватил второй.
— Вам нужно идти наверх, вон туда, приятель.
— Простите. Я не знал. — Бедняга Нормен побагровел от смущения. Мисс Мэтфилд следовало бы пожалеть его, но она не жалела. Она была в бешенстве. Даже когда они уже встали и пробирались обратно к проходу, оба грубияна все еще обсуждали вслух инцидент, смеялись и презрительно фыркали. А когда мисс Мэтфилд с пылающим лицом очутилась в проходе, она столкнулась с группой из трех человек, ожидавших, чтобы им указали места. Это был высокий мужчина с торчащими усами, видимо иностранец, молоденькая девушка, очень красивая и нарядно одетая, а третий, спрашивавший о чем-то продавщицу шоколада, был не кто иной, как мистер Голспи, да, мистер Голспи, красный, разгоряченный и веселый. В проходе столпилось много публики, им пришлось остановиться. Мистер Голспи, подняв глаза, увидел мисс Мэтфилд.
— А, мисс Мэтфилд, добрый вечер! — сказал он, ухмыляясь ей, как обычно. — Так и вы здесь бываете?
Она что-то невнятно пролепетала.
— Как в конторе, все благополучно? Завтра я буду там. Погоди минутку, Лина. Ну, мисс Мэтфилд, я вижу, вы сегодня веселитесь. Вот возьмите одну из этих коробок и угощайтесь.
В руках у нее очутилась коробка шоколада. И раньше чем она успела что-нибудь сказать или сделать, Голспи снова подарил ее широкой улыбкой и отвернулся. Когда она шла за Норменом по проходу наверх, большая часть огней была уже потушена, гремела увертюра. Их места оказались в первом ярусе, и пока они отыскали их, занавес поднялся, и на сцене появились трое весьма серьезных молодых людей, которые начали бороться.
— Какая ерунда вышла, — заметил Нормен, когда они уселись. — Но в сущности, я не виноват. Им бы следовало точнее обозначать места. Никогда не слыхивал, чтобы наверху места назывались «креслами».
— Вы бы могли заранее справиться. Я ведь вам говорила, что нам крикнул контролер.
— Это верно. Ну, извините меня. А кто этот странный тип, с которым вы разговаривали внизу?
— Новый компаньон той фирмы, где я служу. Я переписываю его письма.
— Это он дал вам коробку?
— Да, он. Просто сунул мне в руки.
— Странно, — сказал Нормен с некоторым неудовольствием. — Что это он вздумал?..
— Не знаю, вы бы спросили у него. — Она смотрела на троих молодых людей, которые теперь карабкались на пирамиду из столов и стульев.
— Признаюсь, он мне не особенно понравился.
— Это очень грустно, Нормен, — отозвалась мисс Мэтфилд. — Отчего бы вам не прийти завтра утром в контору и не сказать ему об этом? Что прикажете мне делать? Искать другого места?
— Неужели вам нравится этот субъект?
— Не знаю, нравится он мне или нет, — сказала она, и сказала вполне искренне, только голос выдавал ее раздражение. — Но это не имеет никакого значения. Конечно, — добавила она несколько мягче, — наружность у него немного странная. Но он занятный. Съешьте одну из его конфет, раз уж он их мне навязал, и не ворчите.
Вопрос был исчерпан, и, разговаривая в промежутках между номерами, они больше не вспоминали о мистере Голспи. Программа была не хуже и не лучше других, виденных Лилиан. Ее позабавил напудренный клоун с пискливым голосом, чуть не упавший в оркестр, и двое мужчин, которые вели жаркий спор ни о чем; понравились испанские танцовщицы и очень смешной школьный учитель. Зато не понравились американские танцы и две девушки, которые пели и играли на рояле, и разные акробаты и велосипедисты. Нормен быстро оправился после истории с билетами и решил веселиться вовсю. Он старался находить только хорошее во всем, что видел на сцене, и снисходительно относился к тому, что ему не нравилось. Теперь он казался мисс Мэтфилд проще и естественнее, чем во время злосчастного обеда. Старый Уорвик был наконец окончательно изгнан из его мыслей, и унылая тень Честерверна не омрачала их беседы.
Когда они вышли из «Колладиума» в удивительно бодрящий холод ночи и Нормен не только предложил, но и в самом деле нашел такси, мисс Мэтфилд почувствовала к нему расположение. И скажи он сейчас: «Знаете, Лилиан, я действительно слабоват и бываю ослом, а вы — прелесть и гораздо выше меня, но я так давно вас люблю, честное слово, люблю сейчас еще больше, чем раньше, — так не выйдете ли вы за меня замуж? Жизнь моя ничем не замечательна, и вам в первое время в Честерверне может показаться