здорово холодно.
— Да, наверное, миссис Пелумптон, — сочувственно подтвердил Тарджис. — Бедный Эдгар!
Ему и в самом деле было жаль Эдгара. Его никогда не поцелует такая девушка, как Лина Голспи, хоть проживи он на свете тысячу лет. Бедный Эдгар!
Шаркая туфлями, вошел старик Пелумптон, неумытый, с синим от холода носом, с засаленным шарфом на шее. Тарджис не раз видел его таким, но сегодня это непривлекательное зрелище возмущало его. Если бы Лина Голспи знала, что ему приходится завтракать, имея перед глазами такого противного старого неряху, словно вылезшего только что из мусорного ящика, она бы и говорить с ним больше не захотела!
— Письма нет, я вижу, — заметил мистер Пелумптон, подойдя к камину и грея руки у огня. — Значит, сегодня от меня не требуется, чтобы я ехал оценивать товар. Съезжу, пожалуй, перед обедом и застану его в лавке. Вот это мысль!
— Да, мысль хорошая, что и говорить, — резким тоном отозвалась его жена, хлопотавшая у стола. — Подождешь, пока откроют трактиры, да и поведешь его туда. Знаю я твои дела! Не будь их, не стоило бы открывать трактиры в обеденное время, потому что некому было бы их посещать.
— Слышали?! — обратился мистер Пелумптон к Тарджису, который торопился поесть, чтобы уйти как можно скорее. — У женщин всегда только одно на уме. Трактир! Если человек хочет немножко посидеть дома, они спрашивают, когда же он намерен работать, а если он идет на работу, начинается разговор о трактирах.
— А вы в трактиры не ходите, мистер Пелумптон? — осведомился Тарджис с подчеркнутой иронией.
— Где там, он их ненавидит! — в тон ему подхватила миссис Пелумптон. — Никакими силами не заставите его и близко подойти.
— Некоторые люди не хотят понять, что трактир бывает необходим деловому человеку, — с достоинством возразил мистер Пелумптон. — И если вы не работали в таком деле, как я, вы этого не поймете. Поверьте, в трактирах заключается столько сделок, что…
— До свиданья, миссис Пелумптон, — крикнул Тарджис, утирая губы, и выскочил из комнаты. Какую жизнь ведут эти Пелумптоны! Непонятно, как этим людям все же хочется жить. Спеша к станции Кемден- Таунского метро, проталкиваясь к эскалатору, ожидая поезда в Сити, качаясь потом в вагоне, среди множества локтей, развернутых газет и пакетов, он всю дорогу до Мургейта не переставал думать о своей великой тайне. В конторе он с трудом сдерживал ликование при мысли о том, что здесь распоряжается мистер Голспи, здесь все знают мистера Голспи, слыхали о его дочери, но никто не знает того, что знает он, Тарджис. Упоительная мысль!
Ему хотелось громко смеяться всякий раз, когда кто-нибудь заговаривал с ним или просто смотрел на него. Да, много они знают!
— Вы взяли расписку, Тарджис? — спросил мистер Смит.
Удивительное дело! Он совсем забыл и о деньгах и о расписке! Но расписка лежала у него в кармане, и, когда он вручал ее мистеру Смиту, его так и распирала тайная гордость и радость.
— Заходили в квартиру? — небрежно спросил мистер Смит.
— Заходил. (Что за вопрос! Если бы он только знал!)
— Да неужели? — воскликнула Поппи Селлерс, от ушей которой ничто не ускользало. — Расскажите же, какая у них обстановка. О чем вы говорили с его дочерью? Она хорошенькая? Расскажите все, все!
«А эта Поппи, в сущности, неплохая девчонка, только челка делает ее настоящим уродом. К тому же она влюблена в меня. Еще бы ей не влюбиться, если сама Лина Голспи… ну, ну, об этом молчок! Если вдуматься, бедняжка Поппи даже трогательна. И она приглашала меня вчера на концерт для полиции, а я чуть было не пошел! О Господи!»
— Что ж, мисс Селлерс, если вам так хочется знать это, я расскажу, — сказал он.
— Какое великодушие! — съехидничала Поппи. — Вы очень добры, милорд. Ну, рассказывайте.
— Они занимают верхний этаж особняка, — начал Тарджис. — И комната, в которой меня приняли, — большая, больше нашей конторы, и в ней множество всяких вещей, — большие лампы с абажурами, и граммофон, и куча подушек…
— Похоже, что они сняли меблированную квартиру? — спросила мисс Мэтфилд.
— Может быть. Не знаю. Я не бывал никогда в таких квартирах.
— Ну, а дочь? — вмешалась мисс Селлерс. — Красивая?
— Я видела ее только одну минуту, — сказала мисс Мэтфилд. — Кажется, хорошенькая, да?
— Да, — подтвердил Тарджис, изо всех сил сдерживая бурлившие в нем чувства.
— Но какая? Опишите ее, — допытывалась мисс Селлерс, не спуская с него глаз. И когда он, не ответив, вдруг отвернулся от нее, сделав вид, что очень занят, она бросила на него странный взгляд и больше не заговаривала с ним. Тарджис этого взгляда не заметил, а если бы и заметил, не придал бы ему никакого значения.
К счастью и для него и для «Твигга и Дэрсингема», у него в этот день было не очень много дела. Иначе он мог бы перепутать все отправки и натворить столько бед, что понадобилось бы две недели, чтобы опять привести все в порядок.
Неудобно ожидать обещанного телефонного звонка в конторе, где телефон звонит каждую минуту и заставляет вас подскакивать на месте. До половины четвертого Тарджис был сравнительно спокоен. От половины четвертого до четырех он замирал от нетерпения, от четырех до четверти пятого был близок к отчаянию, от четверти пятого до половины пятого балансировал на краю бездны, и каждый телефонный звонок увлекал его от бездны, а каждый нежеланный голос в телефонной трубке швырял обратно на ее край. «Если хотите знать мое мнение, — объявила служащая фирмы „Браун и Горштейн“ после разговора с ним по телефону в этот день, — так пора бы уже Твиггу и Дэрсингему немножко отполировать не только фанеру, но и своих служащих. Как они нахально обрезают, когда говоришь с ними!» В тридцать пять минут пятого, потеряв уже всякую надежду, Тарджис сидел за своим столом как в аду, а без четверти пять он тяжело дышал в телефонную трубку и был на седьмом небе.
Лина сообщила, что достала билеты и будет в вестибюле «Колладиума» в двадцать пять минут седьмого.
Но даже и тогда Тарджис не успокоился… Повесив трубку, он тут же сообразил, что ему трудно будет поспеть в «Колладиум» к половине седьмого. Иногда занятия в конторе продолжались до половины седьмого, а в горячие дни часто и гораздо позже. А ему нужно еще доехать с улицы Ангела до «Колладиума» и, если успеет, напиться чаю.
— Как вы думаете, мистер Смит, мы сегодня рано управимся? — почтительно спросил он у мистера Смита.
Мистер Смит поднял глаза и на миг вернулся к действительности из волшебного мира цифр.
— Право, не знаю, Тарджис. После шести, вероятно. А что? Вы куда-нибудь торопитесь?
— Мне нужно быть в Вест-Энде в двадцать пять минут седьмого, — пояснил Тарджис. («И если бы вы знали, милейший Смитти, кто мне назначил свидание, вас бы удар хватил!») Он подумал и добавил: — Если вы не возражаете, я пошлю Стэнли купить мне чего-нибудь поесть.
— Хорошо, пошлите сейчас, пока ему не надо копировать письма.
Таким образом, Стэнли был командирован в столовую за чаем, бутербродами и печеньем. Все это стоило восемь пенсов.
— А сдачу можно оставить себе? — спросил Стэнли, получив шиллинг.
— Ну нет, мой милый! — запротестовал Тарджис, финансы которого были в ужасном состоянии. После вчерашней экскурсии в кино у него осталось три шиллинга и три пенса. Из них он за проезд в автобусе уплатил два пенса, за завтрак сегодня — девять пенсов (на поездку в контору денег не требовалось, так как у него был постоянный билет в метро). И сейчас у него оставался один шиллинг и восемь пенсов. На эти деньги надо было доехать до «Колладиума», потом домой и прожить весь следующий день, пятницу. У него осталось всего две папиросы. Если Лине захочется чего-нибудь в «Колладиуме», — легко можно было предположить, что она потребует шоколада, папирос, мороженого, — он окажется в ужасном положении.
Он вышел из конторы в пять минут седьмого, тщательно умывшись в маленькой уборной и вычистив
