свой костюм. Ринулся в поток пассажиров, которые ехали в западную часть города, и в назначенное время, запыхавшись, но торжествуя, уже стоял под красными огнями у входа в «Колладиум». У него было время остыть, ибо мисс Голспи появилась только через десять минут в нарядном пальто с громадным меховым воротником и манжетами, такая красивая и элегантная, что Тарджис едва решился подойти к ней. Места у них оказались внизу, в первых рядах (он никогда еще не сидел на таких местах), и все было бы чудесно, если бы не два небольших инцидента. Один произошел, когда Лина во время второго номера программы, выступления какого-то фокусника, объявила, что ей хочется шоколаду.
— Не можете ли вы догнать вон ту девушку? — сказала Лина. — У нее всегда есть коробки с очень хорошими конфетами.
«Коробки!»
— Сколько они стоят? — спросил он жалобно.
— Нет, вы просто мелочная свинья! Сколько они стоят! Это мне нравится! После того как я уплатила за билеты!
— Не сердитесь, — пробормотал, заикаясь, Тарджис. — Видите ли… я… у меня есть только полтора шиллинга (два пенса он уплатил за проезд в автобусе).
— Полтора шиллинга! — Лина расхохоталась. В ее смехе не было ничего враждебного, но и сочувствия большого тоже не замечалось. — Эге, да вы еще беднее, чем была я до того, как вы принесли деньги из конторы. Ну, ничего. Пожалуй, мне не так уж и хочется шоколаду. А вы бы истратили свои драгоценные полтора шиллинга, если бы я вас попросила об этом?
— Ну, разумеется, истратил бы. Будь у меня, — в то время как он говорил это, занавес опустился, скрыв улыбающихся фокусников, — будь у меня сотни и тысячи фунтов, я бы все их истратил, если бы вы этого захотели. Честное слово.
— Ну, обещать ничего не стоит, — сказала Лина, не без удовольствия выслушав эти пылкие слова. Она подарила его кокетливым взглядом и при этом, конечно, заметила, что лицо его красно, глаза влажны и он смотрит на нее как сквозь горячий туман застенчивой влюбленности.
К сожалению, не все взгляды Лины предназначались ему, и это вызвало второй неприятный инцидент. Впереди, немного вправо от них, сидел со своей дамой какой-то молодой человек, высокий, красивый, завитой. Тарджис заметил, что этот господин оборачивался всякий раз, как в зале включали свет, и смотрел на Лину. После того как он проделал это несколько раз, Тарджис увидел, что и Лина отвечает ему тем же. Наконец в антракте он перехватил ее улыбку, предназначавшуюся этому незнакомому мужчине. Он сразу же почувствовал себя глубоко несчастным, потом разозлился, потом снова опечалился.
Наконец он не выдержал.
— Это ваш знакомый? — спросил он, пытаясь говорить легким и непринужденным тоном.
— Кто? О ком вы говорите?
— Вы все время улыбаетесь вон тому, высокому. Сразу видно, что он только что сделал себе перманент.
— А, тот, что все оглядывается? Он, кажется, принимает меня за какую-то свою знакомую. Красивый малый.
— Что ж, раз вы это находите, значит, так оно и есть, — сказал Тарджис с горечью. Он ощущал внутри боль, настоящую физическую боль, мучительнее зубной. — Мне он не нравится. По-моему, у него вид настоящего мазурика.
Но в глубине души он знал, что незнакомец и выше, и крепче, и красивее его, что он лучше одет и вообще представительнее его. Он готов был убить его за это.
— Вот уж неправда! — возразила Лина. Потом засмеялась и сделала ему гримасу. — Вы ревнуете, вот и все. А ревновать нехорошо. Я сейчас опять улыбнусь ему. Он мне нравится.
Когда Лина сказала это и решительно посмотрела туда, где сидел незнакомец, Тарджиса охватило желание кинуться на нее, вонзить ногти в ее нежное тело, сделать ей так больно, чтобы она закричала. Желание это было так сильно и властно, что потрясло его. Ничего подобного он до сих пор не испытывал. Но в эту минуту обмен взглядами и улыбками прекратился, ему положила конец девушка, сидевшая рядом с незнакомцем. Девушка эта тоже обернулась («Дай Бог ей здоровья!» — подумал Тарджис), нахмурилась и что-то сказала своему спутнику. После этого молодой человек перестал оборачиваться, а Лина делила свое внимание между сценой и Тарджисом. Все же он до конца вечера оставался в каком-то странном состоянии духа.
— Вы можете проводить меня домой и опять поужинать со мной, если хотите, — сказала Лина, когда они вышли из театра. — Наша девушка отпросилась на вечер. Так что, если хотите, можете и сегодня помочь мне приготовить ужин.
— Ну, конечно, хочу! — восторженно сказал Тарджис. — И вы извините меня за глупое поведение… знаете, там, в зале.
— Ревнивец! — засмеялась Лина. — Ой, как холодно на улице! Давайте возьмем такси. Да не бойтесь, плачу я, ваши драгоценные полтора шиллинга останутся при вас. Мне хочется поскорее добраться домой, я озябла. Ну-ка, остановите вон ту машину!
Тарджис за всю свою жизнь только один раз ездил в такси. Сидя бок о бок с Линой в темноте, он смотрел в окно на мелькавшие мимо знакомые шумные улицы, и это путешествие без затраты малейших усилий казалось ему просто каким-то волшебством. Не успели они оглянуться, как были уже в Мэйда-Вейл. Все эти чудеса делали жизнь роскошной, изумительной и в то же время простой. Войдя в дом, Лина и Тарджис услыхали громкое жужжанье голосов, доносившееся из нижней квартиры. Похоже было, что комичная старая иностранка созвала сегодня всех друзей, родню и друзей родни для обсуждения своих «бед». В комнате наверху сегодня как будто было еще больше подушек, граммофонных пластинок, коробок, бутылок. Опять Лина смешивала коктейли, и они имели все тот же странный вкус, сначала сладкий, потом горьковатый, потом — внезапно огонь по всему телу. Сегодня Тарджис выпил один, потом второй, и все предметы вокруг как-то увеличились, и сам он вырос в собственных глазах. Опять, как тогда, они ужинали за низеньким столиком перед камином, но сегодня ужин был роскошнее и все, видимо, куплено готовым в картонных банках и коробках. За ужином они разговаривали самым дружеским образом, и Лина в ярко- зеленом платье, чудесно оттенявшем рыжеватое золото ее волос, светло-карие глаза, алый рот и белую шею, была красивее, чем когда-либо. Все было изумительно.
— Вы знакомы с миссис Дэрсингем? — спросила Лина.
Он покачал головой.
— Я ее видел только один раз, когда она зачем-то приходила в контору.
— Она не такая красивая, как я, правда? Или, может быть, вы другого мнения?
— Такая красивая, как вы! — ахнул Тарджис, и ахнул искренне. — Господи, как вы можете сравнивать! Она — самая обыкновенная женщина, а вы — красавица. Да, красавица.
— Неправда, вы этого не думаете. Вы просто меня поддразниваете.
— Ничуть, — возразил он очень серьезно. (Поддразнивать ее! Придет же этакое в голову! Да разве он посмел бы?) — Я не видывал женщины красивее вас, никогда в жизни не видел и не увижу, никогда, никогда!
Лина вознаградила его улыбкой. Потом нахмурила брови.
— Не нравится мне эта миссис Дэрсингем. Я ее видела тоже только раз, но ненавижу ее. Она гордячка и мерзкая, злая кошка.
— В самом деле? — Тарджиса в эту минуту совсем не интересовала миссис Дэрсингем.
— Да. Она противная. И папе она тоже не понравилась. Он и мужа ее не очень-то любит. Он говорит, что мистер Дэрсингем дурак.
— Все-таки он не плохой человек, — возразил Тарджис, подумав. — Впрочем, я его мало знаю. А вот в торговом деле он, кажется, мало смыслит. До приезда вашего отца дела конторы были в полном упадке. Наше счастье, что приехал мистер Голспи. Не буду хвалиться, что посвящен во все, но это я знаю. Мистер Голспи очень дельный человек, правда?
Лина утвердительно кивнула.
— Он всегда добывает уйму денег, но проматывает все или теряет на какой-нибудь безумной затее. Он терпеть не может долго сидеть на одном месте. Если бы не это, он мог бы зарабатывать гораздо больше и разбогатеть по-настоящему. Но он за этим не гонится. Когда он решил ехать в Лондон, он написал мне,
