— ведь он познает родную речь.
- Какое противное слово! — вынес он между тем свой вердикт
Такой приговор разочаровал меня, и я даже хотел немедленно уйти. Но потом напомнил себе, что он всего лишь ребенок, а потому имеет право на ошибочные суждения.
А мальчик между тем еще раз постучал в барабан. Циклоп снова проснулся и обиженно пророкотал что-то нечленораздельное. Гулкое эхо затерялось где-то в стенах ближайших домов.
Словно приняв это за знак, светящиеся в конце улицы фары чуть потускнели на секунду, затем вспыхнули с новой силой и стали приближаться.
- График… — произнес мальчик.
Потом замолк на минуту и вдруг громко крикнул:
- А-а-а!
На этот раз эхо оказалось значительно проворнее. Оно несколько раз ударялось о стены, перебегая туда-сюда, через улицу на нашу сторону и обратно, пока, наконец, не спряталось за зеленой изгородью третьего от нас дома.
Фары приближались.
И тут я понял, что это и был циклоп. Да-да, два этих горящих глаза были глазами разбуженного циклопа, который сейчас медленно полз к нам.
- Ну наконец-то! — выдохнул ребенок.
А мне стало страшно. Но в следующую секунду я сумел обуздать мое ретивое воображение, успевшее за эту секунду набросать мне несколько самых ужасных картин: циклоп доползает до нас и пожирает мальчика; циклоп яростно стучит в барабан, который мальчик должен вернуть; циклоп находит спрятавшееся за зеленой оградой эхо мальчишеского голоса и убивает его, втаптывая в асфальт, на котором, под его мощными ступнями, образуются выбоины и трещины…
Наверное, я задремал, и все это мне приснилось. Потому что когда я сумел вырваться из плена охвативших меня картин (
Впрочем, нет, разумеется, это был не трамвай. Ведь трамваи совершенно определенно не ходили по этой улице. Здесь даже и рельс-то никогда не было. И ни одной трамвайной остановки даже.
Да, это был не трамвай. Это было такси.
Усатый водитель в сомбреро с минуту рассматривал меня и мальчика на барабане, а потом, решив, видимо, что мы все-таки никуда не едем, вернулся к наверное прерванному ранее занятию. Он достал откуда-то спицы с начатым вязанием и принялся быстро работать пальцами. Спицы на удивление быстро замелькали в его руках, поблескивая в свете ближайшего фонаря. Он весьма неплохо поднаторел в вязании на спицах, и было видно, что это занятие доставляет ему немалое удовольствие и поглащает его целиком.
Вдалеке, на площади, начали бить часы. Даже сюда, на эту дальнюю улицу, удары доносились довольно громкие и отчетливые. Что же было говорить о самой площади, где вокруг часовой башни тесно сгрудились дома. Их жители сейчас приникли, наверное, к окнам и отсчитывают удар за ударом и следят за огромными стрелками, заползшими в полночь.
Я тоже невольно принялся отсчитывать удары. Как я понял, мальчик на барабане занялся тем же.
О! Из стоящего рядом с нами такси тоже донесся размеренный баритон водителя:
- Ше-с-с-сть!.. Се-е-м-м-мь!.. Во-о-сем-м-мь!..
- Де-е-евять! — произнес я нараспев.
- Де-е-сять!.. — пропел мальчик неожиданно чистым мелодичным дискантом.
- Один-над-ца-а-ать!.. — понизил таксист голос до баса.
- По-о-олночь!.. — провозгласил я с последним ударом.
Но удар оказался не последним. Часы продолжали бить.
- Так бывает, — ответил из машины таксист на мой недоуменный взгляд. — Часовщик опять забыл смазать механизм.
- Механизм, — повторил мальчик. — График…
А часы между тем продолжали бить.
Ребенок теперь занялся тем, что сопровождал каждый удар курантов ударом в барабан: «Буммм!.. Буммм!.. Буммм!..»
Надо было отдать ему должное — у него довольно неплохо получалось попадать в ритм боя часов, он почти не ошибался, не опережал его и не отставал.
Мне вдруг стало грустно. Слушая этот двойной бой, я очень остро ощутил, как уходит в никуда время, я буквально почувствовал, как из меня по капле вытекает жизнь.
Все бы ничего, но часы не остановились и после двадцать четвертого удара (
- Ну все, — произнес таксист весело и с шаловливой улыбкой, — загадывайте. Сколько жить осталось.
- У нас так многие гадали, — пояснил он в ответ на мой вопросительный взгляд в его сторону. — И еще ни разу часы не ошиблись. Кто будет загадывать?
- Я! — поднял руку мальчик совсем как на уроке в классе, прежде, чем я успел что-нибудь произнести.
- Давай! — ответил таксист, приостановив свое вязание и приготовясь считать удары.
Словно послушавшись его, часы, которые на время умолкли, сделали первый удар.
- Раз! — произнесли мы хором.
Наши лица застыли в ожидании следующего удара. Но удара не последовало. Его не было ни через секунду, ни через две, ни через десять…
- Все, стало быть, — рассмеялся таксист, обратившись к ребенку. — Немного же тебе осталось, малыш!
Он, улыбаясь, покачал головой и вернулся к своему вязанию.
Мальчик совсем не расстроился, как можно было бы ожидать. Вместо этого он стал размеренно бить в барабан, соблюдая ритм боя часов и считая удар за ударом. Вслед за ним принялся считать водитель. К нему присоединился и я.
Лишь когда ребенок досчитал до ста, он остановился.
- А иди-ка, хлопец, садись! — позвал его таксист, открывая заднюю дверь машины. — Зазяб совсем, наверное.
Мальчик, который действительно выглядел очень замерзшим, немедленно покинул свое место на барабане, забрался на сиденье такси и захлопнул дверь.
Только теперь я почувствовал, насколько устали мои ноги от долгого стояния на месте и предыдущей продолжительной прогулки.
Я нарочито громко постучал тростью об асфальт, пытаясь привлечь внимание водителя к своей персоне. Но он шевелил губами — видимо, отсчитывая петли вязания, и был чрезвычайно погружен в свое занятие.
Я с грустью подумал, что мне предстоит провести остаток ночи на темной и холодной сентябрьской улице. Но делать было нечего, не просить же, в самом деле, таксиста пустить в машину и меня.
Впрочем, я довольно быстро нашел выход из положения. Я занял еще не остывшее место мальчика на его барабане. Сидеть ведь гораздо теплее, чем стоять. А мой теплый плащ, поверх костюма, жилетки и рубашки с галстуком, не позволит ветру обглодать мою плоть. Ведь самое страшное — это ветер, а не холод сам по себе. Тем более, что сентябрь выдался довольно-таки теплым.
На барабане сидеть было весьма удобно — мои-то ноги вполне себе доставали до асфальта. Я сложил руки на набалдашнике трости, положил на них голову и стал смотреть на моих спутников (
- Эй, не спите! — окликнул меня водитель со смехом.
Наверное, я и правда задремал, чем и насмешил таксиста. Во всяком случае, в конце улицы я заметил удаляющуюся от нас парочку. Мимо машины он прошли, должно быть, не меньше десяти минут назад.
