Я ухожу. Прощай навеки. Твоя душа

- Ау! — иронично улыбаюсь я. — Успокойтесь, доктор, вы же прекрасно знаете, что он не придет. Никогда больше санитар не придет на ваш зов.

- Ну так позовите же его! — взмаливается он. — Пока я окончательно не сошел с ума.

- Разумеется, доктор, — соглашаюсь я. — Не смею вас больше задерживать.

На мой зов приходит массивный санитар.

- Проводите доктора в палату, — говорю я ему небрежно. — Хлорпромазин, полтора, атропин и аспирин внутривенно… Да, и не давайте ему витамины!.. Он от них волнуется.

Когда санитар уводит доктора, я достаю из внутреннего кармана пиджака мою любимую записную книжечку в кожаном переплете с позолоченными уголками и кнопкой. Отстегнув кнопку, я беру из специального кармашка коротенький карандаш, нахожу чистую страницу и записываю: «Реальность — это такси в безумие».

Перечитав эту фразу несколько раз, полюбовавшись аккуратным красивым почерком, я дописываю чуть ниже: «Безумие — это такси в реальность?».

Потом я вкладываю карандаш обратно в кармашек, защелкиваю кнопку и прячу записную книжку во внутренний карман пиджака под белым халатом.

Немного ослабив галстук, я несколько минут просто сижу, покачиваясь в удобном кресле и не о чем не думая.

Потом встаю и иду в маленький кабинет, позади большого. Там я открываю шкаф, в котором стоит большой красный барабан с желтой лентой и галунами (так ли это называется? так и не знаю), и несколько раз размеренно бью по натянутой коже инструмента.

«Буммм!.. Буммм!.. Буммм!..» — ворчит спросонья разбуженный циклоп (Ciclops Vulgaris H.)

Грехопадение

Действующие лица:

Е в а, первая женщина.

А д а м, первый мужчина.

С а т а н а, падший ангел.

Сцена первая

Сатана и Ева

Райские кущи. Под Древом познания Добра и Зла стоит обнаженная Ева и любуется райскими яблоками. Она так увлечена созерцанием, что не замечает, как у нее за спиной в столбе ослепительного света появляется Сатана. Он Закутан в черный плащ, у него черные волосы, прекрасное лицо; его глаза горят зелено-красным огнем, который постепенно затухает, оказывается, что глаза его — звездные блики на ночном небе. Несколько минут он любуется Евой, а потом кладет руку ей на плечо.

Е в а (не оборачиваясь, восторженно): Адам!.. Посмотри, милый, как все же прекрасны эти яблоки. Как хотела бы я попробовать их!

С а т а н а (наклоняясь к Еве, шепчет ей в самое ухо): Так попробуй.

Е в а (все еще не оборачиваясь): Ну что ты, милый! Ты же знаешь, что Господь Бог запретил нам даже касаться их… Однако, Адам, какая горячая у тебя рука! Я никогда раньше не замечала, что руки твои так горячи…

С а т а н а: Ева!

Е в а: Да?

С а т а н а: Ева!

Е в а: Ну что, милый?

С а т а н а: Посмотри на меня!

Е в а (обернувшись): Ах! Кто ты? Ты — ангел?

С а т а н а: Да, Ева. И я твой друг.

Е в а (падая на колени): Посланник Божий!

С а т а н а (поднимая ее с колен): Нет, Ева, нет… Это я должен пасть пред тобою на колени. Ты так прекрасна!

Е в а: Прекрасна?.. Я?.. Прекрасны вот эти розы… Адам говорит, что они напоминают слово Божие… Прекрасна река… вон она, бежит куда-то и звенит, звенит… Адам говорит, что нет в раю ничего прекрасней этой реки…

С а т а н а: Он глупец, твой Адам! Нет ни в раю, ни на земле ничего и никого прекрасней женщины, прекраснее тебя, Ева!

Е в а (потупившись): Как необычно ты говоришь…

С а т а н а (медленно проводя ладонью по лицу Евы, по ее груди): Ева, Ева… Ты создана для любви, для преклонения…

Е в а: Для любви?.. Для любви… Какое странное слово! Что оно означает?

С а т а н а: Ты не знаешь, что такое любовь?

Е в а: Нет. Но я чувствую… в этом слове таится что-то очень сладкое…

С а т а н а: Сладкое?.. Да, пожалуй… Сладкое так хорошо оттеняет горечь…

Е в а: Расскажи, расскажи мне про это!

С а т а н а: Ты хочешь знать?

Е в а: Да, о да! То-то Адам будет рад, когда я расскажу ему!

С а т а н а (в сторону): О! Он будет очень рад! (Еве) Хорошо, милая, хорошо… Но прежде ты должна съесть одно из этих яблок. Вон то, например… Посмотри, как блестит на нем капелька росы! (в сторону) Она словно одна из миллионов тех слезинок, которые прольешь ты и будут проливать твои дочери и прадочери до самого конца мира.

Е в а: Ах нет! Ведь нам нельзя.

С а т а н а (долгим поцелуем приникает к ее губам): Ева…

Е в а (слабым дрожащим голосом): Что?.. Что это было?..

С а т а н а: Я поцеловал тебя Ева. Это первая буква в книге любви. Хочешь ли ты прочесть ее всю?

Е в а: Да, да! Ты коснулся губами моих губ… только губ… а мне показалось, что ты коснулся моего сердца… И это было так томительно и так сладко!

С а т а н а: Сладкоежка!.. Так ты попробуешь этих яблок, Ева?

Е в а: Не знаю, право… Мне и самой всегда хотелось…

С а т а н а: Исполни свое желание! Протяни руку… Они прохладные и сладкие, эти яблоки. Ты ведь так любишь сладкое, Ева! Ну же!

Е в а (неуверенно): А ты правда этого хочешь?

С а т а н а: Я люблю тебя, Ева!

Е в а: Ты?.. Любишь?.. Меня?.. Что это значит?

С а т а н а: Это значит, что ты — моя единственная женщина и нет мне без тебя жизни, и нет мне покоя, и нет сна, и нет меня самого, и нет мира… Есть только ты, Ева, только о тебе я думаю, только тобою живу, ибо ты — мой мир, моя душа, моя жизнь… Ты прекрасна, Ева, любовь моя!

Е в а: Ах как ты говоришь!.. И все это правда?

С а т а н а: А разве есть в этом мире ложь, Ева?

Е в а: Адам говорит, что…

С а т а н а: Адам — глупец. Что вообще может знать об этом мире мужчина, если он не знает даже, что рядом с ним есть женщина! Что может значить в этом мире мужчина, если нет женщины, которая назвала бы его мужчиной… Своим мужчиной. Что может знать о мире тот, кому роза напоминает слово Божие, а не женский поцелуй… тот, кто любуется рекой, когда рядом с ним стоит обнаженная женщина!

Е в а: Обнаженная? Мне непонятно это слово.