машине приехал!..» Выяснить, связано ли его появление с незнакомкой, не представлялось возможным, но на этой стадии следовало подозревать всех.
В семь часов в глубине двадцать пятой квартиры послышался наконец звонок будильника; еще через минуту диск счетчика завертелся быстрее, — возможно, хозяйка поставила на плиту чайник. Стереоскопический глазок в двери не позволял подходить близко. Прижимаясь спиной к стене, Евгений спустился на несколько ступенек и напряг слух. В ванной явственно слышался шум воды. Зашевелились соседи — отворилась дверь на нижней площадке, кто-то повел на прогулку собаку. Неожиданно в двадцать пятой послышался женский голос — далекий, приглушенный, говорили в комнате или на кухне. По крайней мере, не в прихожей, и Евгений уверенно прильнул ухом к двери.
«…Через час… Нет, Валя, я сама… На ходу… Не тяжелая, нет… Все привезу… Еще что?.. (Смех). Себя обязательно!.. Прибудет Дьяков?.. Бегу, бегу. Целую… я тоже… очень!»
«Через час будет у этой Вали или через час выйдет из дома?.. — пытался угадать он, поднимаясь к окну. — Что-то обещала привезти… Интересовалась Дьяковым…» Информация ни о чем не говорила, оставаться в течение часа в пробуждающемся подъезде было бессмысленно.
Выйти и сесть в машину? Тогда нужно уезжать, иначе сразу раскусят. Но на расстоянии узнать женщину, которую никогда не видел, — тоже проблема: как одета? Какого роста?.. По фото он смог определить разве что возраст — лет 25–30, обратил внимание на прическу, но теперь осень, и на ней может быть головной убор… В подъезд кто-то вошел, зазвенели ключи. «Стой, Джек!» — раздался мальчишеский голос. От сердца отлегло. На полу Евгений увидел почерневшую консервную банку с окурками, поставил ее на подоконник и достал сигарету: если кто-то станет спускаться сверху, останется только снять куртку, — дескать, чей-то гость вышел покурить, поди разберись, чей.
Но до претворения этого плана в жизнь дело не дошло — два часа томительного ожидания кончились: в прихожей двадцать пятой квартиры раздался стук каблуков, щелкнул замок, дверь распахнулась… Два поворота ключа в верхнем замке, еще два — в нижнем… Удаляющиеся шаги… Хлопок парадной двери… Евгений подскочил к окну, засек знакомую по фотографии прическу и бежевое пальто — женщина пошла направо.
Он расстегнул куртку, сунул в рот сигарету. Выйдя на улицу, стал демонстративно застегиваться, затем не спеша прикурил и, поеживаясь от утренней прохлады, зашагал в противоположную сторону. «Прошла метров сто, — он спиной чувствовал незнакомку. — Если не сядет в троллейбус и дойдет до перекрестка…»
Синий «джип», стоявший неподалеку от бровки, двинулся ему навстречу. Евгения подмывало заглянуть в салон, но он заставил себя отвернуться, продемонстрировав полную индифферентность к движению на мостовой. И только сев в машину и вставив ключ в замок зажигания, внимательно посмотрел на объект преследования. Женщина в троллейбус не села, свернула за угол. Синий «джип» снова прижался к тротуару в пятнадцати метрах от перекрестка. До тех пор, пока он там стоял, ехать за ней было рискованно, а женщина между тем удалялась. Евгений начинал нервничать: не хватало еще упустить ее, проторчав столько времени в подъезде! Судя по сизоватому дымку из выхлопной трубы, водитель «джипа» двигатель не выключал, но и из машины не выходил. Минута показалась вечностью. Наконец «джип» проворно рванул вперед, к перекрестку, показал правый поворот. Как только он скрылся из вида, Евгений поехал следом. Водитель «джипа» остановился, пропуская его вперед. Пришлось проехать как ни в чем не бывало. Преследуемую женщину он заметил на выезде с Миусской — она садилась в красную «хонду», стоявшую возле какого-то учреждения из стекла и бетона: там была небольшая автостоянка. Но самое главное: удалось увидеть, что за рулем «джипа» сидел человек в приметном сером костюме. Теперь предстояло объехать квартал и следовать за ним. Свернув с Миусской, Евгений набрал скорость. Оставалось надеяться, что водитель «джипа» не обратил внимания на старый «москвич», оказавшийся в заметно оживившемся потоке.
«Хонда» уходила на запад по Ленинградскому. За Кольцевой поток поредел — не дачное время, и три машины стали видны, как три тополя на Плющихе. Водитель «джипа» отреагировал почти сразу, сбавил скорость, пропуская Столетника вперед.
«Проверка, — догадался тот и спокойно обошел его, увязавшись за «жигулями». — Сам себя выдал, кретин!» Дама, не подозревавшая о двойной слежке, вела машину ровно. Километров через пять Евгений предпринял ответный маневр — показал поворот, притормозил, спокойно повернул направо: на развилке стоял указатель «ЗАРАЙСК — 10 км», а Зарайск не Рио, и если поднажать, можно въехать в городишко одновременно с ними.
То, что эти двое держат путь именно туда, не подлежало сомнению…
Оставив машину на стоянке, Евгений остановил такси, но оно оказалось московским, и водитель с местными достопримечательностями знаком не был.
Через час, спускаясь по живописной аллее к реке, он увидел мощный особняк за высоким забором из металлических прутьев. Фронтон с резным основанием над черепичной крышей привлек его внимание раньше, чем торчавший из-за угла красный капот «хонды».
10
С утра завертелось, запарилось: Аркаша Гольдин доставил поросят, и оставалось нарезать антоновки и засунуть противни в духовку. Этим занимались двое из ресторанной кухни. Для нехитрой (все свои) сервировки хватало женщин, официантов решено было не приглашать — ни к чему лишние рты, глаза и уши.
Пока Светлана занималась привезенной ею зеленью, Гольдин распоряжался спиртным — что-то нужно было подать к столу, что-то отнести в холодильник, остудить до бани. С утра подморозило, топить стали сразу — пусть прогреются камешки, вскипит вода, хотя сама баня намечалась вечером. Этим занимались люди Язона и Севостьянова. Сам Алик Романович уехал за Погорельским. За ним числился должок, вот и представился случай рассчитаться. Не деньгами, разумеется, денег никто не считал — через влиятельного Федора Иннокентьевича Язон собирался утрясти проблему возобновления экспорта.
На давнего приятеля Дьякова, теперь акционера и пайщика, по расчету Язона выпадало таможенное управление.
Больше никого не требовалось. Это были люди, способные решить все вопросы, тем более что Пименов не ограничивал их в средствах: в таких экстренных случаях «Руно» и впрямь становилось золотым.
Хуже было другое. У Язона не было уверенности, что они захотят работать до того, как выяснится причина последних неудач, а товар — кровь из носу! — должен уйти в понедельник. Таково требование партнеров. Помимо спасения выгодной валютной сделки существовало и другое объяснение, негласное, но очевидное: нарушение срока поставки означало в этой ситуации, что «производство» попало под контроль, а работать под угрозой разоблачения ни на Майне, ни на побережье Бискайского залива не любили.
Язон кивнул Барракуде и поднялся по винтовой лестнице на чердак. За восточным окном оборудованного здесь кабинета открывался чудесный пейзаж, но сегодня он не стал раздергивать шторы. Подойдя к бару, плеснул виски в пузатый стакан чешского стекла, протянул телохранителю.
— Что там? — спросил он, жестом предлагая ему сесть.
Тот продрог, спиртное оказалось кстати. Барракуда мялся, не решаясь излагать свое мнение.
— Не уверен, — признался он наконец.
— Что значит, не уверен? Он что, невидимка?
— Во всяком случае, не дурак. Осторожен, если мне вообще не показалось.
— Есть или нет?!
Барракуда допил, словно опасаясь, что хозяин отнимет согревающее зелье, отставил стакан и виновато поднял глаза. Пименов рассердился, пыхнул сигаретой.
— Вот что, братец. Я тебе не за твои подозрения плачу.
«Показалось — не показалось» ему!.. Подозревать буду я, а ты будешь подтверждать или опровергать. Может, ты сюда его привел?
