(«К Рябчику, Бугаю и Козлу добавилась Телка», — мысленно принялся я сочинять за дедушку Крылова).
— … надо его на понт взять, чтоб раскололся — зачем. Мол, расколете — я вам ящик белой выставлю. И задаток дал — на пару пузырей…
— Адрес мой он тоже вам дал?
— Он… Пусти, начальник? Заметут ведь.
— Где Бугай живет?
— Да не знаю я, клянусь! Возле винного на Измайловском встретились, я его там раньше видел.
— А сам?
— Бомжую пока, паспорта нет…
— Где вы должны были с этим мужиком встретиться?
— Завтра там же, в десять.
— Как он выглядел? На тачке был?
— Вроде тачка… Белый «жигуль». Мы сразу в магазин вошли. Завтра он подъедет. Лысый…
— Ростом невелик?
— Не так чтобы… с тебя ростом… Лет под пятьдесят, костюм синий, с галстуком, в руке кейс вроде черный… Пусти, начальник, а?
— Значит, так, Рябчик. Слушай и не перебивай. Кастет и нож я оставляю у себя. На них твои «пальчики». Они же — в картотеке ГУИНа, как я понимаю. Сейчас приедет ПМГ, я скажу, что тебя упустил. Чеши живо, и желательно — в разные стороны. Но если завтра ровно в девять тебя не будет возле винного на Измайловском — я «случайно» твой арсенал найду, а дальше — знаешь сам.
Я слез с него, приказал собрать деньги. Несколько раз пробормотав слова искренней благодарности, заверенные фразеологическим оборотом «Гадом буду!», что соответствовало действительности, он скатился по лестнице. Я положил в карман улики и, торопясь наверстать упущенное время, поднялся к себе в квартиру.
В знак протеста против вынужденного воздержания и нарушения графика приема пищи Шериф навстречу мне не вышел, а только махнул хвостом и покосился на часы. Первым делом я бросился на кухню к холодильнику.
— Занят был, — объяснил я ему, — обои клеил. Потом собаку искал, черт бы вас побрал… бегаете за всякими суками!
На последнее слово он отреагировал поднятием головы, в глазах, запечатлевших скорбь израильского народа, промелькнула искорка интереса. Я поставил на газ сковороду, положил на нее пару антрекотов, купленных в кафе «Ласточка», и сел изучать параметры кавалера.
Если верить тому, что было написано в книге, был он вынослив, несмотря на малый рост, чистоплотен, любил детей и ладил с другими домашними животными, то есть был вполне гармонической личностью, не в пример большинству двуногих. К сложностям относились потребность в ежемесячной ванне, частые отиты, необходимость ежедневного расчесывания. Особо подчеркивалось, что кавалер — собака комнатная, в питомнике содержать ее нельзя. Весить он должен от 5,4 до 8,2 килограмма; судя по кредитоспособности Илоны Борисовны, «мой» экземпляр весил все десять. Следующая строчка: «Легко приспосабливается к жизни в городе и в сельской местности» — означала, что искать его нужно и в окрестных селах тоже. У него был соплеменник, с тем же названием, в котором отсутствовало слово «кавалер». У кавалера был более длинный нос, он был крупнее (что заметно облегчало его поиск). В США известен под названием «английский той-спаниель». Если до завтрашнего полудня я его не найду в Москве и окрестностях, придется ставить вопрос перед Ямковецкими о поездке туда.
Вырезав картинку кавалера, я перевернул антрекоты на сковородке и позвонил в Шереметьево-2. Самолет из Брюсселя прилетал в двенадцать сорок, то есть в запасе у меня, помимо вечера, ночи и утра, было еще сорок минут. Оставалось молить Бога, чтобы пошел дождь и рейс задержали, тогда поиски продлятся и я смогу заработать еще.
Дома был бедлам: здесь я держал недорогую офисную мебель для конторы, оставшиеся рулоны обоев, лаки, краски и прочее, чему скоро суждено было перекочевать в бюро. Хотелось разгрести все это, стереть пыль, вымыть полы, покончить с переездом; я вовсе не собирался начинать дела до окончания ремонта, теперь же все зависело от кавалера клиентки, которого я уже потихоньку начинал ненавидеть.
Я открыл сейф, достал оттуда четыре бланка договора — для себя, клиентки, налоговой и ОВД, пистолет и разрешение на ношение (что, по нашим законам, вовсе не давало права на его использование; случись такое — доказать, что в тебя целились из «борзов» три пьяных чеченца, требуя снять золотые коронки, будет очень проблематично), заполнил под копирку документы, расписался, поставил штамп, дату, печать. Оставалось отнести это клиентке, и я было собрался упредить наш с Шерифом приход к ней звонком, но Шериф упредил мой звонок лаем: из кухни валил черный дым от сгоревших антрекотов.
Больше в доме еды не было: яблоки он не ел, кофе не пил.
— Ладно, не рычи, — миролюбиво сказал я. — Пойдем мимо гастронома, куплю тебе палку вареной колбасы, сядешь на лавочке и поешь как человек.
Из солидарности я не стал есть и сам. Не забыв выложить свои баксы и кастет Рябчика, разрешения на который у меня не было, взял друга на поводок и отправился на променад.
Пес Шериф достался мне от знакомого киевского генерала, который погиб, спасая мне жизнь. Его звали Константин Андреевич Хоботов, мы с ним тогда увели у банды партию красной ртути, за нами гнались… Я его никогда не забуду. Не знаю, есть ли теперь такие генералы. Жена его друга, погибшего в Афганистане, Валерия Тур-Тубельская уехала в Париж. Несколько раз я бывал у нее, а в начале этого лета мы обвенчались в храме Воскресения Христова в Медоне, после чего я вернулся в Москву, где вырос, где живут моя сестра и мои племянники, где похоронена моя мать; в Россию, которую я никак не могу понять своим умом и измерить общим аршином. И, говорят, не я один. Валерия осталась там — у нее другая судьба, здесь она была былинкой в поле, а там нашла себя. Мы оба знаем, что я не буду жить в Париже, а она не вернется в Москву, но мы — родственные души, и Богу было угодно соединить их под венцом. Такая вот история — старая, долгая и совсем-совсем другая…
Я вспоминал ее, сидя на лавочке напротив дома номер один на Сиреневом бульваре, пока Шериф чавкал, дожирая батон «Останкинской» колбасы. Жлоб! Я бы с ним непременно поделился.
На Сиреневый меня привело одно-единственное обстоятельство: отсюда, от своего дома, сегодня утром в одиннадцать часов по местному времени начала обычную ежедневную прогулку моя клиентка Илона Ямковецкая с кавалер-кинг-чарлз-спаниелем Борей. И все! И — точка! Что ею интересовались какие-то подвыпившие типы, если и касалось меня, то в прейскурант не входило. Мы договорились о том, что я буду искать Борю, — больше мы ни о чем не договаривались.
— Ну, пожрал? А слюни кто, я буду подтирать?
Шериф икнул в знак благодарности, и мы пошли искать кавалера. Уж если начинать, так начинать с самого что ни есть начала. От печки. Вот отсюда, со двора, где у подъезда клиентки судачили типичные московские старушки. Я собрался с ними побеседовать, но Шериф начал беседу первым: подняв лапу, он пописал на куст шиповника, отчего последнему была только польза, но бабушек этот необдуманный поступок моего друга привел в нервическое состояние.
— Это что же вы делаете, молодой человек? — сказала одна из них, глядя почему-то на меня. — Это что же вы себе позволяете?
— Кто, я?
— Да вы, вы! А кто? — подключилась другая. — Не я же.
— Да, но я ничего не делаю, — принялся я оправдываться, изо всех артистических способностей разыгрывая недоумение. — Я просто стою и держусь за своего друга…
— Он еще и острит! — решила не оставаться в стороне третья, наиболее агрессивная в силу молодого возраста. — В чужой двор тигра привел и еще острит!
— Во-первых, это не тигр, а лев, — уточнил я. — А во-вторых, откуда вы знаете? Может, это его двор?
