люком. Было еще несколько «бычков» от «Примы», я не собирал — желтые уже, после дождя, а последний дождь шел двадцать восьмого июля. Я отшвырнул бутылку в кусты, понимая, что человек со снайперской винтовкой не станет пить «Приморское» на крыше.
— Пошли со мной.
Высвечивая тропинку двумя фонариками, мы спустились на старую дорогу. На прибитом ночной сыростью песке четко отпечатался след протектора, тянувшийся наискосок от рваной кромки разбитой асфальтированной полосы. Несколько капель масла между колес слились в жирное пятно.
— Вот что, Ваня, — присев на обочине, сказал я сержанту, — умный, конечно, в гору не пойдет, но ты все-таки дуй на Флотскую, и как только эксперт закончит, направляй его сюда. С гипсом, фиксатором и всеми причиндалами, усек?
— Усек, чего ж, — ответил Ордынский и растворился в темноте.
Не думал, не гадал, что придется заниматься говноедством до выхода на заслуженный отдых, но убили все-таки не какого-нибудь «каталу» или «цеховика», а одного из трех «авторитетов» (хотя относить Скока к этой категории было неверно: по своему положению в уголовной среде или на «зоне» он, может, и был «авторитетом», но в городе хозяйничал с размахом «вора в законе»). Теперь Виноградники оставались бесхозными и, очевидно, предстоял ряд разборок, прежде всего — Шороха с Демьяном. По словам Кифарского, последний числился в «интеллектуалах» и в убийствах замечен не был, в чем лично я очень сомневался: это хозяин-то Морского района — самого крупного и криминального, куда входили морской вокзал, восемь кабаков, три банка, несколько СП, разветвленная сеть супермаркетов?!.
Либо «короли» чего-то не поделили, либо какая-то третья сила прибирала их владения к рукам — централизованная власть. Но не ждать же, чем это все кончится.
Ордынский с Сумароковым и экспертом подъехали через час, когда взошло солнце, а я чуть не проиграл бескомпромиссную схватку с Морфеем.
— Если окажется, что это — та самая «шестерка», — смеясь сказал Сумароков, — я, ей-Богу, начну тебя подозревать.
— Не радуйся, — отмахнулся я. — Сначала винтарь найди.
— Найдется, не иголка, чай.
— Не иголка. Я бы тебе даже сказал, какая марка. Но боюсь, что, если оно так и окажется, ты у прокурора санкцию на мой арест просить будешь. Ну, что там?
— Ничего, — буднично пожал плечами Сумароков. — Чисто, как в аптеке.
— Ни одного отпечатка?
— Представь себе. Затем и возвращался, а вовсе не для того, чтобы сэкономить Скоку электроэнергию. Заодно и окно закрыл.
— Ну, это как раз бабушка надвое сказала, он возвращался или там еще кто-то был. Что вы долго-то так?
— Да вот… — выругался эксперт, присев на корточки возле метрового участка, на котором след протектора отпечатался наиболее четко, — по больницам «тесто» собирали.
Он вынул из саквояжа целлофановый пакет, стал разминать в пальцах комки гипса.
— А скреплять придется знаешь чем? — Достал аэрозольную упаковку с аккуратной женской головкой на картинке. — Импортный лак, жена проснется — из дома выгонит.
— Голь на выдумки хитра. Что врач сказал?
— Сказал, что смерть наступила в час — в полвторого, — задумчиво ответил Сумароков, наблюдая за работой криминалиста.
Я так и думал! Но в это время Нечаев, Забаров и Бубенец, а также их спутник с темным прошлым и не менее темным будущим находились в КПЗ, братья Ардатовы — в больнице, а машину должны были отвести на милицейскую стоянку.
— Значит, был кто-то еще, кого они высадили здесь перед тем, как ехать к Ардатовым? — предположил я.
— Нет, — уверенно сказал криминалист. — Остановиться и высадить — минутное дело, если бы за минуту из картера вытекало столько масла, они бы не доехали до улицы Ткаченко без дозаправки. А значит, тачка здесь стояла.
— Сколько? — спросил Сумароков.
— Этого не скажу, пока мы ее не найдем. Но по протектору вижу, что искать нужно не «шестерку».
Глава 4
8 августа 1996 г., четверг.
1
Бизнесмен Онуфриев — толстый и рыхлый, как квашня, молодой человек, похожий на комсомольского вожака восьмидесятых, — сидел на кожаном диване и пытался чем-то занять потные, дрожащие руки: то засовывал их в накладные карманы красного пиджака с блестящими металлическими пуговицами, то усиленно протирал мятым носовым платком, тер о колени, убирал за спину.
— Да успокойтесь же вы наконец, Борис Ильич! — не выдержал Сумароков. — Голос его сможете узнать?
Онуфриев кивнул, затем помотал головой и снова кивнул.
Следователь вздохнул и уткнулся в протокол, чтобы скрыть улыбку.
В квартире было многолюдно. Васин с экспертом-криминалистом склонились над трупом убитого телохранителя; менял лампочку в фотовспышке фотограф; два санитара с носилками ждали возле двери спальни, где лежал труп. Кроме нас с Кифарским и старшего наряда ППС лейтенанта Антипова милицию представляло еще человек восемь — начальник РУОП подполковник Демин вывел всех лишних за дверь.
Четырехкомнатная квартира улучшенной планировки, в которой жил Онуфриев, находилась в двухэтажном восьмиквартирном доме на улице Центральной. От картин на стенах (насколько я мог судить, весьма недешевых, хотя и не краденных из Третьяковки), канделябров, хрусталя и всевозможной аудиовидеоаппаратуры рябило в глазах. Под домом размещался гараж, где стояли натертые до блеска «мерседес-600» Онуфриева и прогулочная «пежо» его супруги Лидии Афанасьевны. Бизнесмену эти игрушки были без надобности — его возил личный шофер на служебной машине.
— Ну хорошо, — отложил ручку Володя Сумароков и придвинул стул к трясущейся туше, — давайте еще раз все по порядку. С самого утра. В восемь часов вы встали…
— В семь, — разлепил губы Онуфриев. — Я всегда встаю в семь. Умылся…
«Почистил зубы», — так и хотелось вставить мне, потому что я про все это слышал уже дважды.
— Почистил зубы, — заученно повторил Онуфриев.
Я отвернулся в сторону. В глазах Сумарокова тоже заплясали веселые чертики.
— Про туалет и велотренажер можно пропустить, — разрешил он. — Жена еще спала?
— Жена спала.
— А сын?
— Сын тоже спал. В понедельник он вернулся из Артека. Завтра я собирался отправить его к матери в Хобров.
— Вы поздно ложитесь?
— Обычно нет, часов в одиннадцать. А вчера мы были в ресторане…
