Аркадий сочинил еще в армии и, разумеется, записал в дембельский альбом. Потом вирши в стиле ковриков с лебедями стали припевом к первой песне «Мига удачи». Незамысловатую мелодию подхватили, намурлыкивали под гитары во дворах, крутили на дискотеках. Барышни не очень строгих правил слали свое фото в бикини, цитируя последнюю строку припева. Умники с их Шекспирами были посрамлены.
Дана вышла в хозяйском халате на голое тело, тряхнула мокрыми волосами.
— Тащи все туда! — протянул ей Черепанов две тарелки с закуской.
— Что за подружка у тебя на зеркале в ванной? — поинтересовалась гостья.
— А-а, эта?.. Поклонница, наверно, — поморщился Аркадий, давая понять, что не придает значения какой-то из своих многочисленных фанаток.
— Такая же, как я? — усмехнулась Дана.
— Ты лучше, — сказал он и заткнул ей рот поцелуем.
— И где ты с ней познакомился?
— Да что ты привязалась? Ревнуешь? — засмеялся Черепанов. — Знать ее не знаю. Кто-то бросил фотографию в почтовый ящик. Ладно, давай-ка лучше выпьем!
— Лучше чем что? — лукаво прищурилась блондинка. — Я ее где-то видела.
— Далась она тебе, — начал сердиться Аркадий.
— Нет, правда. Похожа на какую-то артистку.
— Все они… похожи на артисток.
— Ты собирался переехать в Москву? — наконец сменила тему девушка.
— Пока не получается. Квартира в Москве стоит в пять раз дороже этой. Расскажи лучше, как ты жила это время.
Дана стала рассказывать о своем ближнезарубежном житье-бытье, которое сводилось к регулярным рейсам за турецким тряпьем да эпизодическим тщетным попыткам выйти замуж. «Вот еще одно доказательство того, что все хотят разбогатеть. А я удачно ей подвернулся», — подумал Черепанов, и ему стало скучно. Но разочарование длилось недолго, неожиданная встреча была очередным мигом удачи, и так к этому следовало относиться сейчас и впредь, не строя глобальных планов и не ожидая перемен.
Халат на груди Даны распахнулся. Аркадием овладела грубая, почти животная похоть. Он схватил девушку за грудь, повалил на диван.
— Постой… погоди, — заговорила она традиционные женские слова, все теснее прижимаясь к мужчине всем телом. — Куда ты спешишь, у нас вся ночь впереди…
Он отпустил ее, отдышался, снова наполнил стаканы, чтобы захмелеть и забыться.
— Ты зеваешь. Плохо спала? — спросил он, заметив очередной зевок украдкой.
— Не знаю. Поезд… а может, перемена климата. Совсем ничего не вижу, туман в глазах. За что пьем?
— Не все ли равно? — усмехнулся Аркадий и залпом осушил свой бокал. — Пойдем потанцуем! — пригласил он и не очень-то галантно потянул свою даму за халат.
Закружили по пятачку между журнальным столиком и кроватью. Обхватив гостью, Черепанов чувствовал, как тяжелеет, повисает на нем ее податливое, горячее тело, и понял, что эта самка готова лечь под любую особь мужского пола моложе восьмидесяти лет. А миром, воображаемым успехом, наполеоновскими планами и мнимой исключительностью представляет для нее интерес разве как хозяин квартиры, где можно переночевать. Хотелось чего-то возвышенного, хотелось услышать комплименты, растянуть удовольствие, помечтать.
«Сучка! — с ненавистью подумал Черепанов, которому надоело носить по комнате обмякшую девушку. — Все они куркули, эти чухонцы, своего не упустят!»
Придерживая ее за талию, он свободной рукой сорвал покрывало, швырнул гостью на постель и отправился под душ.
Когда он вернулся, Дана спала, свернувшись калачиком и закутавшись в одеяло. Кассета кончилась, из магнитофона раздавалось шипение, похожее на храп.
«Алкашка! — сообразил Черепанов. — Точно, алкашка. Два стакана вермута — и готова».
Он погасил бра, выключил магнитофон и лег рядом, но уснуть не мог, все пытался разбудить ее, повернуть к себе, чувствуя, как нарастают возбуждение и злость от того, что девка просто продинамила его. И угораздило же тогда дать ей свой адрес! Наконец он устал бороться с бесчувственным телом, лег на спину и потянулся за сигаретами.
Цепкая рука из-под кровати схватила его за запястье и рванула вниз. Черепанов описал дугу и грохнулся на паркет ничком. Чье-то колено больно уперлось между лопатками, послышался щелчок, и холодная острая сталь легла на сонную артерию.
— Значит, ты не знаешь, кто изображен на фотографии в твоей ванной? — в самое ухо жарко проговорил незнакомец.
Черепанов плохо расслышал слова, но сейчас весь его гнев был направлен против залетной девицы, храпевшей у стены. Так вот оно что! Вошла, а потом впустила сообщника, пока он был в ванной. И сейчас не спит, поди, притворяется, сука!
— У меня… у меня нет ничего, — простонал он. — Бери что хочешь.
Лезвие продавило кожу, по шее стекла капелька крови.
— Так кто же там все-таки на фотографии, Черепок?.. Не слышу!
Аркадий замычал как немой.
— Что-то я тебя не узнаю, сволочь! Пять лет тому назад в компании своих корешей ты вел себя иначе, не так ли?.. Куда храбрость-то подевал? Пропил?.. Пьяным шлюхам раздарил?
— О чем… что ты… что тебе?..
— А ты не знаешь?.. Смерть за тобой пришла. За все надо платить, парень. Думал, смерть моей жены с рук сойдет, как вода?
Черепанов задыхался, колено упиралось в спину все больнее, проламывало позвонок; цепкая пятерня за волосы прижимала голову к грязному паркету. О том, чтобы вырваться, не приходилось и думать — одно резкое движение могло стать последним.
— Ты знал, тварь, как ее хоть звали-то, мою жену? Катя ее звали. Варфоломеева Екатерина Михайловна. У нас должен был родиться ребенок. Вы убили его в ней, а потом сожгли их в машине. Думал, все в прошлом, да? Она будет лежать в могиле, а ты свои поганые песенки распевать да девок трахать?..
— Н-ннне… я не… — пролепетал Черапанов, чувствуя, что глаза вылезают из орбит. — Не я-а!..
— Не ты?!.
— Она с-сама…
— Что сама, падаль?!. Что сама? Себя изнасиловала?.. Я же рожу твою навек запомнил, мразь! Ты сейчас сдохнешь, а перед моими глазами рожа твоя всю жизнь маячить будет! Не ты ее в машину заталкивал, не ты ногами меня метелил, мразь?!
— Она… потом мы… мы ушли уже, она сама… спичку в бак! Сама себя…
Убийца вдруг со всей отчетливостью понял, как бесполезно и противно вести душеспасительные беседы с этим подонком, да и со всеми остальными тоже. Раскаются они, как же, жди!
Убивать их, тварей, убивать! Сразу, без разговоров, не разглядывая глаз и не нюхая мочи.
— Увидишь ее там, передай от меня привет, — сказал он с неподдельным спокойствием и, навалившись всей тяжестью на Черепанова, полоснул лезвием по горлу. Тело выгнулось дугой, дернулось и застыло, хрип из располосованной глотки перешел в шипение, в лунном свете заблестела, забулькала, полилась на паркет грязная кровь.
Убийца встал, вытер свое оружие полой махрового халата, положил в карман. Затем он взял со стола кухонный нож, обмакнул в кровь, вложил в руку спящей шлюхи, прижал пальцы к рукоятке. Отворив дверцу шкафа, мститель засунул его глубоко под ворох неглаженого белья. На кухне нашел бутылку из-под вермута, в котором растворял снотворное, завернул в льняное полотенце и положил в сумку, туда же отправился липкий стакан из раковины.
В ванной Убийца осмотрел себя в зеркале, снял прикрепленную скотчем фотографию, спрятал в карман. Убедившись, что на руках, лице и одежде нет крови, он погасил свет и тихо вышел из квартиры.
Шел второй час ночи, лестница была пустынна, никого не оказалось и в парадном. Убийца спустился в
