домой, но об этом парне никогда не упоминал. Маша украдкой посмотрела на незнакомца, стараясь вспомнить, нет ли его фотографии в дембельском альбоме Виктора, но тут же спохватилась: ведь они не служили вместе, а только…
— А вы где служили? — спросила она машинально.
— Да там же, где и Витек, в Самаре, — с готовностью ответил гость. — Только в другой части — хвосты самолетам заносил.
Маша облегченно вздохнула. Раз он знает, где Витя служил, подумала она, значит, они действительно были знакомы.
— А он что, связался с какой-то сектой? — упредил Мокиенко очередной Машин вопрос.
— Витя?.. Глупости! Курил, выпивал. Редко, правда: мотался по России и в ближнее, как теперь говорят, зарубежье. В Минск, в Чернигов, однажды с напарником в Калининград через Литву ездили. А сектанты не пьют, не курят, Богу молятся. У нас и Библии-то нет.
— Сектанты разными бывают, — задумавшись о чем-то, произнес Мокиенко. — Хотя Витю мне в любой секте трудно представить. Это они так — какие-то свои версии отрабатывают.
Маше показалось, будто этот Витин приятель не столько что-то знает, сколько допускает возможность другой, скрытой жизни покойного. И она принялась рассказывать, каким ее муж был общительным, как уважали его товарищи по работе, какие хорошие слова говорили о нем, когда навещали ее. Гость согласно кивал, еще дважды наполнял рюмки. С каждым взглядом, брошенным на хозяйку, он производил на нее все более отталкивающее впечатление, и Маша чувствовала себя все неуютнее, проклиная минуту, когда впустила незнакомца в квартиру.
Но опасения ее оказались напрасными. Гость еще раз посмотрел на часы и встал.
— Мне пора, Маша, — объявил он. — Витьку жаль, хороший был пацан. Не знаю, почему так несправедливо распорядилась судьба, но если его убили — Бог покарает. А вам пусть будет хорошо. Я успокаивать не умею, извините. И как тут успокоишь. Вы молодая, красивая, счастье вам еще улыбнется.
Она вышла в прихожую, остановилась в дверях и молча смотрела, как гость надевает тяжелое пальто.
— Что ж, прощайте, — кивнул сибиряк. — Будете на кладбище — положите цветок от меня.
— Спасибо вам, — сказала женщина.
Мокиенко задержал ее ладонь дольше, чем следовало, довольно неумело поцеловал руку и вышел.
Маша заперлась на все замки, нервно заходила по комнате. Коньяк еще оставался. Она налила себе рюмку, залпом выпила. Вода в ванне остыла, пришлось заменить.
«Адрес! — обомлела Маша и присела на краешек ванны. — Ну конечно — адрес!.. Как Витя мог ему дать наш теперешний адрес, если мы переехали сюда полгода назад, а демобилизовался он три года тому?!»
Она еще подумала, что этот Мокиенко ездил на старую квартиру в Солнцеве, но Кирилл Николаевич оттуда давно съехал, а незнакомые жильцы не могли ничего о них знать. Может, обращался в справочное бюро? Но зачем совсем постороннему человеку, всего-то навсего случайному попутчику, находясь в Москве проездом и живя в гостинице, разыскивать Витю по справке переть по незнакомому городу на ночь глядя, перед самым отъездом?..
«А и в самом деле, зачем? — спрашивала себя Маша, лежа в пахнущей хвоей пене. — Вдруг это… убийца?! Пришел выведать, что мне известно о следствии?.. А я, дура, разинула варежку, разомлела!..»
Помывшись, она убрала на кухне, постелила постель — вставать предстояло в четыре. Но сон не шел. В ушах звучал разговор с неизвестным приятелем покойного мужа. Порой Маша успокаивала себя тем, что не сказала ничего лишнего, а то вдруг пугалась, что наболтала с три короба. Она встала, нашла справочник «Пассажирский транспорт Москвы», но поездов сибирского и дальневосточного направлений оказалось бесчисленное множество, никак не меньше полутора десятков с Казанского и Ярославского вокзалов. Хотела позвонить Акинфиеву, нашла его телефон, но постеснялась так поздно беспокоить пожилого человека. Тем не менее назавтра решено было непременно рассказать следователю об этом странном визите.
Уснула Маша в начале первого с дембельским альбомом Виктора в руках, в котором фотографии кого- нибудь похожего на Мокиенко, конечно же, не нашла.
Акинфиев с утра уехал в военную прокуратуру к Калитину. Авдышевой ответил по телефону оперативный уполномоченный МУРа Рыбаков. Выслушав сбивчивый рассказ женщины о подозрительном, по ее мнению, госте, он уточнил время, когда она заканчивает работу, и в шестнадцать ноль-ноль подъехал к «Коломенской».
— Как он выглядел, Мария Григорьевна? — спросил старлей, пригласив женщину к себе в «Жигули».
— Ну, такой… в кожаном пальто, выше меня. Ничего особенного, только глаза бегали. Сначала я не заметила, а потом… — Маша пожала плечами, замолчала, не находя слов, чтобы объяснить причину своих подозрений.
— Давайте покончим с первым вопросом, — остановил ее Рыбаков. — Конкретно: рост, комплекция, характерные приметы — родинки, татуировки, шрамы? Сколько ему примерно лет?
Маша описала, как могла, внешность человека, назвавшегося Владимиром Мокиенко. Получалось, что ничего примечательного она в нем не разглядела, и Рыбаков должен был довольствоваться портретом человека «такого, как все».
— Н-да, — вздохнул он и почесал затылок. — А ну-ка, взгляните повнимательнее: среди этих людей никого похожего нет?
Маша взяла десяток фотографий людей, проходивших по делу Кныха, и медленно, опасаясь ошибиться, перебрала их.
После каждой карточки она мотала головой и повторяла: «пет, это не он».
— Здесь его нет, — сказала Маша и вернула пачку Рыбакову.
— Уверены? — Да.
— Хорошо. А почему вы не допускаете, что он тот, за кого себя выдавал? Приехал в Москву, негде было переночевать, отыскал в записной книжке адрес, который ему дал ваш муж? Узнал, что он погиб, остаться постеснялся?
— Вот! — воскликнула Маша. — Именно адрес меня и насторожил. Мы эту квартиру получили полгода назад, а Витя демобилизовался в девяносто третьем. Я еще подумала, что он узнал в справочном бюро. Но зачем? Ведь не друг, а так, вместе в поезде ехали. Всех Витиных друзей я знаю. И они все знают о том, что Витя погиб.
— Может, у него на гостиницу денег не было? — предположил Рыбаков.
— А на коньяк были? Нет, он не произвел на меня впечатление бедного. Скорее благополучный. Спортсмен.
— Почему спортсмен?
— У него значок мастера спорта. Я хорошо рассмотрела.
— Ну вот! Что же вы сразу не сказали? По какому виду?
— Наверно, по бегу. Там фигурка на значке — беглец.
— Бегун, — с улыбкой поправил Рыбаков.
— То есть да, да, бегун.
Старлей уточнил время отправления поезда, которое назвал загадочный гость, поинтересовался, не говорил ли тот о своей работе.
— Ну, а о чем он вообще спрашивал? — поинтересовался опер.
— Как Витя погиб. Почему дело возобновили.
— А как он узнал, что Витя именно погиб и что возобновили дело?
Маша покраснела, но все же без утайки рассказала все, о чем опрометчиво поведала незнакомцу.
— Понимаете, я вначале как-то не подумала, поверила ему. Вежливый такой… Не надо было, конечно, рассказывать про фотографию и этого Конокрадова, да?
Рыбаков что-то пометил у себя в блокноте.
— Слово — не воробей, — усмехнулся он. — Куда вас подвезти?
— Ой, да я сама доберусь! — замахала руками вдова. — Здесь автобус хорошо ходит.
— Пожалуйста, Мария Григорьевна, больше никому ни о чем не рассказывайте. Договорились?
