Знала бы эта очаровашка, с кем связалась, — не зашивала бы мне рукав.
Сколько дождя пролилось, пока я стоял в стойке идиота с «дипломатом» наперевес! Из оцепенения меня вывел поросячий визг сирен «скорой помощи». К трупу можно было не спешить, а в отношении двоих на лестнице хватились поздновато.
— Вы уходите? — шевельнул я пересохшим языком.
— А вы?
Два рубля за остроумие, но на этот вопрос у меня не было ответа. Я иссяк. От меня в сложившейся ситуации не стоило ждать инициативы. Единственное, на что меня хватало, так это на то, чтобы удержать «мазу» и не грохнуться перед ней на колени. Ну, чего спрашивать? Ведь прекрасно понимает, что стоит мне отсюда выйти…
Я невольно вздрогнул: чередуя длинные и короткие интервалы между ударами, кто-то постучал в дверь. Явно условный сигнал! Значит, она все-таки шепнула горничной SOS?.. «Что ж, может, и к лучшему», — смирился я со своей участью и, не желая сдавать позиции хотя бы внешне, одарил изменницу презрительной усмешкой.
— Не бойтесь, это мой импресарио, — негромко сказала она, направляясь к двери.
Я задвинул «дипломат» ногой под стол.
— Здоровэньки булы, Валерия Брониславна, — в номер энергично вошел мужчина лет тридцати пяти с круглым добродушным лицом, наполовину закрытым матовыми очками. — Звыняйте, затрымався трохы.
Она предусмотрительно выглянула в коридор и заперла номер на ключ.
— Добрый день, — увидев меня, вошедший растерялся.
Плащ на нем лишь слегка был забрызган дождем, это говорило о том, что он подъехал на машине к самому входу. Обеими руками он теребил перед собой шляпу-тирольку.
— Здрасьте, — кивнул я в ответ.
— Поихалы, Валерия Брониславна, чи шо? — почтительно, как извозчик у барыни, спросил мужчина.
— Чи шо, Толик, чи шо, — выйдя на середину номера и уперев руки в бока, она сосредоточенно рассматривала своего импресарио, будто впервые видела его. — Ты чего опаздываешь? — спросила с напускной строгостью.
Он перевел вопросительный взгляд с нее на меня, опустил шляпу и нетерпеливо переступил с ноги на ногу.
— Физика знакомого встретил, побалакали. А шо таке? — занервничал. — Мабуть, шо трапылось?[7]
Он говорил с неподдельным участием. Взгляд его выражал готовность разбиться в лепешку ради того, чтобы оградить ее от неприятностей. Безграничная доверчивость во всем его облике, трогательная нелепость в подборе одежды (эти матовые очки, как седло на корове, шляпа, которой он явно стеснялся, плащ не по росту), чрезмерное, но искреннее желание угодить выдавали в нем недавнего провинциала.
Я тоже не совсем понимал, что происходит. Та, которую импресарио называл Валерией Брониславной, размашистым шагом подошла к шкафу, рывком распахнула обе дверцы, достала со дна большую импортную сумку и принялась выгребать из нее вещи.
— Вопросы потом! — сказала командирским голосом. — Сейчас просьба.
— Для вас — все, шо угодно! — клятвенно заверил Толик.
— Все, что угодно — завтра, — отрезала Валерия и бросила пустую сумку на пол передо мной. — Раздевайся!
— Шо-о?! — даже сквозь матовые стекла было видно, как округлились его зрачки.
Не считая нужным объяснять импресарио ситуацию, она принялась расстегивать пуговицы на его плаще.
— Что вы стоите, как Родина-мать?! — бросила раздраженный взгляд на меня. — Укладывайте вещи!
Я вдруг все понял. Сумка была чуть больше дипломата, крепкие ручки вполне могли выдержать его тяжесть. Ко мне стала возвращаться уверенность.
— Ага, ага, давайте, — бормотал Толик, снимая плащ.
На безымянном пальце его правой руки я заметил новенькое обручальное кольцо, хотя этот молодожен был похож больше на ребенка, которому позволили поиграть со взрослыми. «А что дальше будет?» — безмолвно вопрошало все его существо.
Я задернул молнию на сумке, подхватил на лету брошенный Валерией плащ. Мне он оказался еще более велик, чем Толику, но затянутый на узел пояс образовал на нем складки, вполне соответствующие последним моделям Вячеслава Зайцева. Неутихающий дождь оправдывал поднятый до ушей воротник.
— Шляпу! — металлическим голосом хирурга произнесла Валерия. — Где машина?
— У входа, — сообщил он и вложил в ее протянутую руку связку ключей.
Интересно было бы посмотреть на себя в зеркало, но я оставил это до лучших времен. Топот пробегающих по коридору ног действовал на нервы похлеще часового механизма на взрывателе. Время работало уже не только против меня, но и против моих добровольных сообщников.
— Очки! — потребовала Валерия.
Линзы оказались с небольшими, но все же диоптриями. Очертания предметов и лиц расплывались, вызывая головокружение.
— Та я ж без них ничого нэ бачу, Валерия Брониславна…
— А тебе тут и нечего бачить, — подойдя к серванту, она извлекла полбутылки коньяку и стакан. — Сиди и пей!
— Та я ж нэ пью, Валерия…
— Не пьет только Лигачев, — уверенно заявила она и повернулась ко мне: — На выход с вещами! Не вижу улыбки?.. Вот так.
Перебросив через плечо ремень тяжеленной сумки, я двинулся за ней. У двери она остановилась, прислушалась.
— А репетиция як же, Вал…
— Т-с-с!.. — приложила палец к губам.
Опасность предстоящего перехода вернула меня в рабочее состояние.
— У вас есть ключ? — спросил я у Валерии.
— Какой ключ?
— Любой. От английского замка?
Она дала мне ключ — очевидно, от своей квартиры. Я вынул из брелока ключ от номера и заменил его на другой.
— Это нужно отдать администратору, — протянул ей фальшивку с набалдашником.
Если бы они вздумали обходить номера, то неподошедший ключ здорово сэкономил бы ей время до возвращения. Не хватало, чтобы они обнаружили в номере полураздетого импресарио и подвергли его допросу!
— Никому не отвечай, — кивнула она на телефон.
— Само собой, та шо я — дурный, чи шо? — возмутился Толик.
Щелкнул замок. Она выскользнула за дверь. Я готов был перекреститься на икону и даже поискал ее глазами. Не найдя, наткнулся на недочитанную афишу:
«Концерт № 2 для фортепиано с оркестром
до минор, соч. 18 ВАЛЕРИЯ ТУР-ТУБЕЛЬСКАЯ
(Литва) Симфонический оркестр Киевской…»
— Пошли!
Осознав, что меня сопровождает пианистка, я вообразил себя штандартенфюрером и выскользнул за ней в коридор.
Действовать предстояло нахрапом. Риск увеличивала полная неизвестность того, что творится внизу,
