бы несколько минут провести в долгожданном уединении.
Пара фужеров шампанского на раутах и рюмка коньяку, выпитая украдкой в кабинете, настроения не подняли.
Постучавшись и не дожидаясь приглашения, вошел начальник охраны.
— Константин Григорьевич, — бывший сотрудник «девятки», как всегда, был вежлив и тверд одновременно, — пройдите, пожалуйста, в бежевую «волгу» во дворе.
— Разве ЗИЛ неисправен?
— Мы решили, что вам лучше поехать «волгой». Она пойдет предпоследней в колонне на дистанции в одну машину от «ЗИЛа».
— Кто это «мы»? — заиграл желваками Гридин, снова невольно отождествляя себя с куклой.
— Охрана, — спокойно ответил полковник.
Можно было не соглашаться, но Гридин спорить не стал.
— Что-то вас сегодня много, нет? — посмотрел он на начальника охраны исподлобья. — От штатских с военной выправкой в глазах рябит. Хоть бы пару человек в форме для блезиру поставили.
Полковник обнажил в простодушной улыбке крепкие белые зубы, развел руками — служба, дескать.
— Какая, впрочем, разница, — проворчал Гридин. — «Волга» так «волга».
Разница была существенной. Явное усиление охраны бросилось в глаза еще утром — и дома, и на телестудии, и в галерее: тут и там мельтешили люди начальника милиции Дворцова, повсюду неотлучно следовал шеф УФСБ Давыдов в окружении своих сотрудников, ни на шаг не отходили от губернатора начальник личной охраны Ставров и все три смены молчаливых телохранителей.
«Может, эта «волга» из Управления безопасности — дань какой-нибудь новой инструкции типа «О передвижении первых лиц в выходные и праздничные дни по загородным маршрутам»?» — подумал Гридин.
Ставров усадил его на заднее сиденье, сам сел впереди. Жена Гридина Дина Ивановна уехала в Рыбино с утра — распоряжаться подготовкой банкета. Это обстоятельство, дававшее мнимую свободу, сегодня его почему-то радовало.
Бежевая «волга» с тонированными стеклами выехала на Кипарисную, пропустила первые пять машин и вклинилась между притормозившим микроавтобусом и следовавшей за «ЗИЛом» черной «вольво» мэра Астраханова. Отрепетированность маневра была налицо.
— Что-то вы обо мне сегодня больше обычного печетесь, — усмехнулся Гридин. — Подорожал в юбилейный день?
Ставров хохотнул из вежливости, но промолчал. Вдоль Лесного бульвара стояли регулировщики. Движение на примыкающих к головной магистрали дорогах перекрыли, то и дело в поле зрения попадали патрульные машины ГАИ.
— Черт знает что! — воскликнул Гридин, заметив зависший над площадью Дружбы «уэссекс». — Не иначе опять бомбу обнаружили?
— Нет, нет, — не отрывая взгляда от лобового стекла, ответил полковник. — Блюдем инструкцию, простая формальность.
Выехали за город. На восьмом километре за указателем «РЫБИНО» предстоял поворот направо, шоссе забирало круто вверх — на эстакаду. Несколько секунд уже свернувший «ЗИЛ» шел параллельно «волге», его салон оказался в контрастном солнечном свете. Пассажир, сидевший на переднем сиденье, показался губернатору знакомым: темно-серый в полоску костюм… голубая рубашка… волосы каштановые с проседью…
«Кукла!.. Опять эта чертова кукла!..»
— Что происходит, Ставров? — строго спросил он у полковника.
— Вы о чем, Константин Григорьевич?
Гридин выдержал многозначительную паузу. Глаза их встретились в зеркале.
— Останови машину.
— Не останавливать! — Ставров резко повернулся к губернатору. — Константин Григорьевич, я отвечаю за вашу безопасность. Выполняю свои обязанности согласно разработанному плану движения колонны с учетом обстановки. Прошу сохранять спокойствие и не вмешиваться в действия охраны.
Гридин откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза. «Что это я, в самом деле?»
— Не ранее как вчера мы с тобой в Костомаровский район вдвоем ездили, — заговорил, стараясь придать тону непринужденность, — а сегодня нас рота охраны сопровождает, вертолет в небо подняли да еще куклу вместо меня в «ЗИЛе» катаете. Зачем в «кошки-мышки» играть, Николай Борисович? Я же не слепой.
— Береженого Бог бережет, — уклончиво ответил Ставров и уставился в окно.
Гридин понял, что ничего от полковника не добьется, и замолчал, не желая выдавать внезапно охватившего его волнения.
6
Евгения разбудили звонки. Он долго не открывал глаз — не столько в ожидании, что совесть назойливого абонента проснется раньше его, сколько из страха перед грядущим днем, но звонки продолжались даже после того, как он приподнял трубку и раздраженно бросил ее на рычаги.
«Я же отключил телефон, — вспомнилось вдруг. — Значит, звонят в дверь… Кого еще принесла нелегкая на мою голову?»
Стрелки часов показывали половину восьмого, визиты в такое время ничего хорошего не предвещали. Бездна призывает бездну. Он встал, направился в прихожую.
— Живой? — навис над ним двухметровый Каменев. — В дом пустишь или как? Звоню, понимаешь, звоню…
Отстранив толком не проснувшегося Евгения, Каменев прошел на кухню, демонстративно провел пальцем по табуретке и сел.
— Н-да, — втянул носом воздух, насыщенный перегаром. — Разбогател?
«Воспитывать пришел», — неприязненно подумал Евгений. Остановившись в дверном проеме, он скрестил на груди руки и выжидательно уставился на незваного гостя.
— Здоров, что ли? — миролюбиво заговорил Каменев.
— Привет.
— Ты когда брился в последний раз?
— В последний раз меня в морге побреют. Дальше что?
— А то, что сейчас ты примешь душ, наденешь свой французский костюм от «шинели с диором» и поедешь со мной в «Альтернативу».
Перспектива «топтуна» при коммерческом агентстве Столетника не прельщала. Работать под чьим- то началом он отвык, а потому в ответ на предложение Каменева криво усмехнулся и с места не сдвинулся.
— Давай, давай, поторапливайся, — глянул Каменев на часы. — В девять ждет шеф. Мы с Нежиным его, считай, додавили. Возьми свою лицензию, сертификат, паспорт — все, что есть. И пожуй чего-нибудь, несет от тебя, брат, — спасу нет.
— Никуда я не поеду, — заверил Евгений.
— Вот как? Это почему же?
— По кочану. Отхолуйствовал в свое время, хватит.
— Ага… значит, мы с Нежиным, по-твоему, холуи? А ты у нас гордый и независимый. Даже водку глушишь в одиночку.
— Я спать хочу, — зевнул Евгений. — Если у тебя все…
— Нет, не все! — неожиданно повысил голос Каменев. — Не все! Я хочу, чтобы ты мне объяснил, в чем мы перед тобой провинились. За что ты нас со счетов сбросил? Ну, не оставили тебя в Париже,
