Дебора Рэли
Бурная ночь
Глава 1
Городской дом на Ломбард-стрит представлял собой вполне респектабельное кирпичное строение с таким же респектабельным садом во вполне респектабельном районе.
Замечателен дом был только тем, что ухитрился легко вписаться в окружающее пространство и даже слиться с ним настолько, что казался почти невидимым.
Его владелец, мистер Даннингтон, обладал таким же свойством успешно сливаться с окружающей средой.
Даже самые близкие его знакомые признавали, что мало что знают об этом джентльмене. Точнее сказать, ничего, кроме того, что когда-то он был домашним учителем, получившим небольшое наследство, после того купил этот городской дом, который превратил в элитарную школу для мальчиков высокого происхождения, хотя и не всегда законнорожденных.
Кое-кто называл мальчиков бастардами, но им перепадало от отцов достаточно денег, чтобы обеспечить хорошее образование и возможность сделать приличную карьеру.
Кроме очевидного таланта преподавателя, мистер Даннингтон обладал, однако, скрытым талантом оставаться для всех интригующей тайной.
Конечно, никто и представить себе не мог, насколько таинственным он был на самом деле. И уж разумеется, об этом не подозревали трое джентльменов, сидевших сейчас в библиотеке вышеупомянутого городского дома.
На первый взгляд могло показаться, что между молодыми людьми мало общего. А точнее сказать, ничего, разве что все трое способны были вызвать смятение в компании самых привередливых женщин.
Рауль Шарлебуа небрежно опирался о письменный стол красного дерева и, по всей вероятности, был самым пленительным из троих.
И причиной тому была не только бледная и изысканная золотистая красота или совершенство его ладного поджарого тела. Было что-то особенное в грации его движений и неотразимой привлекательности чувств, с удивительной, почти гипнотической, легкостью накладывавших отпечаток на его классические черты. Не было ничего странного в том, что в настоящий момент он был самым знаменитым актером в Лондоне.
В противоположность ему Йен Брекфорд был темноволосым пламенным красавцем, ухитрявшимся добиться успеха во всем, за что бы ни брался. Он был лучшим фехтовальщиком и лучшим наездником, быстрее всех совершившим путешествие верхом от Дувра до Лондона, а также удачливым игроком, сумевшим заработать целое состояние за игорным столом, все женщины Лондона приписывали ему успехи Казановы.
Он был прирожденным гедонистом, которым восхищались и которому завидовали все лондонские джентльмены.
Фредерик Смит не был ни таким светловолосым красавцем, как Рауль, ни таким темноволосым и знойным, как Йен. Волосы его были цвета бледного меда и имели досадную склонность виться над ушами и на затылке. У Фредерика были тонкие черты лица – несчастье его жизни в юные, годы, Какой юноша хотел бы быть похожим на херувима? К счастью, возраст наложил на внешность Фредерика некоторый налет безусловной мужественности, сделал его лоб шире, подчеркнул угловатость скул и тонкую линию носа. Однако ничто не смогло повлиять на цвет глаз, менявших оттенок от серебристо-серого до угольно-черного в зависимости от настроения.
К тому же с годами он стал тоньше, хотя немало времени проводил в своей мастерской, стараясь развить мускулы, которые по нынешней моде подчеркивались туго обтягивающими ноги бриджами и сюртуками, сшитыми на заказ.
Фредерик неохотно признавался сам себе, что сегодняшний наряд был им выбран очень неудачно.
К примеру, он не находил ничего привлекательного в черных туфлях, поспешно купленных для похорон. Они сильно жали пальцы. Если бы он знал, что эта встреча отнимет у него добрую часть дня, он бы надел вместо них удобные сапоги.
Прошло около часа с тех пор, как маленький и раздражающе суетливый стряпчий вышел из комнаты, но потрясенное молчание все еще оставалось столь же напряженным, как в минуту, когда зачитали завещание.
Сидя возле камина и глядя на потрескивающие в нем поленья, пламя которых пыталось побороть холод последних дней января, Фредерик потягивал отличный бренди, который должен был внести ясность в его смятенное сознание.
Он предполагал, что этот день станет для него тяжким. Мистер Даннингтон был для него и двух его собеседников чем-то большим, чем учитель. Он был для них отцом, ментором и краеугольным камнем жизни. Даже после того как они покинули его дом и отправились искать счастья и удачи в мире, молодые люди не теряли контакта с человеком, давшим им нечто такое, на что они и не рассчитывали.
Семью. Нечто столь редкое и потому особенно ценное для незаконнорожденных.
Сознание, что он покинул этот мир навсегда, оставило глубокую зияющую рану в сердце Фредерика, которую, как он понимал, исцелить будет нелегко.
Послышался громкий хлопок, в жерле камина сместилось полено. Этого было достаточно, чтобы вывести троих друзей из оцепенения: с приглушенным проклятием Рауль вскочил на ноги и сделал несколько шагов к нише окна- эркера.
– Будь я проклят! – пробормотал он.
– Похоже, это прекрасное завершение дел, – сухо заметил Фредерик.
Йен произвел какой-то гортанный звук.
– Старик всегда был немного стланным, и всем нам казалось, что в его прошлом есть тайна, но это…
Йен покачал головой, и на этот раз язвительная улыбка не появилась на его красивом лице.
– Чертовщина!
Рауль оперся об оконную раму и сложил руки на груди. Движения его утратили обычную неспешную плавность. Рауль Шарлебуа был актером, рассматривавшим весь мир как сцену. Только в обществе Фредерика и Йена он позволял себе расслабиться.
– Все это представляется маловероятным.
– Маловероятным? Слишком слабо сказано!
Йен вскочил на ноги. Беспокойная энергия распирала все его худощавое тело.
– Одно дело – иметь тайную возлюбленную, другое – пристраститься к азартным играм.
Боже милостивый! Даже известие о том, что Даннингтон посещал притоны, где курят опиум, и то было бы не таким ошеломляющим! Кто, черт возьми, мог бы подумать, что он такой блестящий шантажист и вымогатель?
Фредерик не пошевелился: в уме он методично, в деталях анализировал удивительное открытие, потрясшее их троих. Когда они получили предложение прийти на встречу с поверенным Даннингтона, то решили, что старик оставил им какие-то мелочи в память о прошлом, общем для них всех. И уж конечно, друзьям и в голову не могло прийти, что каждый из них получит по завещанию по двадцать тысяч фунтов, мало того, оказалось, что эти деньги в течение почти двадцати лет поступали мальчикам от их предполагаемых отцов.
С отсутствующим видом Фредерик выудил из внутреннего кармана сюртука маленькую записную книжку и карандаш, которые всегда держал под рукой. Он был человеком, понимавшим, что любой вопрос можно решить, если рассмотреть его во всех подробностях и к каждой подойти с умом. Вне всякого сомнения, свое качество он приобрел, учась профессии инженера.
А возможно, стал инженером из-за одержимости подробностями. Странная вещь – человеческая судьба.
И сейчас, ощутив себя чужаком, он не без грусти припоминал, как и когда начал делать памятные записи в своей книжке.
Пройдя через комнату, Йен плеснул себе в стакан бренди из запасов Фредерика.
– Что я хотел бы знать, – сказал он, – так как он это сумел? Одно дело – ухитриться разведать все о возможном скандале. Черт возьми! Не сомневаюсь, что и меня можно было бы шантажировать таким же манером. Но доить каждого из наших отцов в течение двадцати лет и получить от них по двадцать тысяч фунтов! Господи! Это замечательно!
Рауль, щурясь, размышлял над высказываниями друзей.
– Верно. И дело не в том, что наши возлюбленные отцы вели беспорочную жизнь. Мы трое – доказательство противоположного. И все же за какие черные грехи они согласны были расплачиваться такими деньжищами, только чтобы их тайны не были раскрыты?
– Должно быть, эти грехи достойны самого дьявола – сказал Йен и разразился сухим, коротким и горьким смехом.
– Проклятие! Это вселяет в меня надежду. Я полагал, что отец принудил мою мать к сожительству под дулом пистолета. Чертов бессердечный негодяй! А теперь у меня возникло подозрение, что этот его грешок был не самым худшим, что у него в запасе имелась еще парочка похлеще. А возможно, он все-таки совершил смертный грех.
– Думаю, в этом есть крупица истины, – пробормотал Фредерик, царапая карандашом по бумаге. – Какие бы тайны ни скрывали наши отцы, должно быть, скрыть их было чертовски важно.
– Что ты там карябаешь, Фредерик?
Йен сделал несколько шагов через комнату и оказался рядом со стулом друга.
– Составляешь один из своих чертовых списков? Фредерик пожал плечами:
– Мне всегда проще оценить мысли и впечатления, если я записываю их в определенном порядке.
– Дай-ка взглянуть. – Йен вырвал записную книжку у него из рук.
Рауль сделал шаг вперед. Его красивое лицо раскраснелось от негодования.
– Йен…
– Оставь, Рауль, – мягко возразил Фредерик. Он понимал Йена. За его сардонической улыбкой и беспокойной жаждой всегда и везде утвердить себя крылась благородная натура глубоко чувствующего человека. Смерть Даннингтона и будоражащее известие о его странном завещании вызвало у Йена беспокойство и желание действовать.
– Пункт первый, – зачитал Йен запись в книжке Фредерика. – Даннингтон оставляет
