А дальше все складывалось, как было задумано. Он сообщал мне о том, что ему становилось известно. В частности, о том, когда и как будет транспортироваться уран, который мы не могли найти два года…
— Вы поэтому сказали мне, что должны встать на ноги через семнадцать дней?
— Совершенно верно. Но стало известно и кое-что еще, более важное, чем эта частная операция: канал утечки секретной информации и фамилия одного из лидеров этой мафии — члена Консультативного совета при Комитете по разоружению, депутата Госдумы, миллионера Ковалева. Кроме основного занятия, он, так же как и Епифанов, тесно сотрудничал с наркодельцами-международниками. Епифанов предложил мне с ним встретиться на предмет переправки в Западную Европу крупной партии метадона, который изготавливался в одной из лабораторий корпорации «Фарма». Отдел ФСБ по борьбе с контрабандой и наркобизнесом выследил кого-то из торговцев и устроил засаду на территории небольшого завода, где мы встречались, и во время встречи начал операцию по захвату. Услыхав выстрелы, Ковалев заподозрил подставку и пытался меня застрелить, но я опередил его. К счастью, по его требованию мы встречались с глазу на глаз, Епифанов в кабинете не присутствовал. Я перехватил инициативу, крикнул, что это ловушка, и под прикрытием охранников Епифанова пытался скрыться — как вам известно, не совсем удачно: в перестрелке меня ранил кто-то из оперативников.
— Как же вы нашли меня? — спросил Моцарт.
— Ну, о вас я был осведомлен, — улыбнулся неизвестный, — мы ведь давно следили за Градиевской. Знал и о вашем увлечении Моцартом, и о том, что вы волшебник в своем деле. Как раз такой оказался нужен — я сразу понял, что ранение более чем серьезное. Кроме того, что не хотелось умирать, шла насмарку вся операция. И я назвал вас Епифанову, полагая, что он отвезет меня к вам. Но он и его команда действовали по бандитской логике… Мне очень жаль, что так случилось, поверьте. А потом вы стали откалывать номера — убежали, не обратились в милицию, уехали из Москвы…
— Вам ведь привезли другого врача?
— Да, но его фамилия была Сальери. Он больше следил за мной, чем помогал. Вы поставили меня в сложное положение: я должен был спасти вас, находясь в неизвестном мне месте, куда меня привез Епифанов, в окружении соглядатаев, беспомощный…
— Они вас заподозрили?
— После того как я прикончил Ковалева, его люди нагрянули сюда с визитом. Вы, наверное, помните… Тем более ГРУ и ФСБ перехватили грузы, которые переправлялись Ковалевым по диппочте и о которых знали Епифанов и я — Лжеградиевский.
— А что это за странная записка — невидимыми чернилами, каким-то детским почерком и подписью — Граф?
— В принципе, она предназначалась не вам, а на случай, если конверт вскроют. Тогда бы вы не получили записку — текст бы исчез. И назавтра во время телефонного разговора я бы понял, что меня проверяют. Что касается почерка, то его подделать трудно — мало ли, письмо попадет тому, кто знал почерк Градиевского? На этот случай есть верный способ — писать большими правильными буквами, тем более что такой почерк оправдывала больная рука и лежачее положение, в котором я писал. Такой безликий почерк требует специальной экспертизы — они бы ее провести не успели. А подпись — это понятно: так расписывался Градиевский, его звали Графом в узком кругу.
— А деньги?
— А как бы, по-вашему, поступил Градиевский с человеком, ставшим свидетелем поневоле? Либо попытался его убить, либо — купить. После вашего побега Епифанов и его люди настаивали на том, чтобы избавиться от вас. Но мне удалось их убедить, что смерть второго мужа Градиевской вызовет подозрения — ее станут проверять. А она, во-первых, мне жена, а во-вторых, задействована в моих операциях. К тому же я сказал, что вы понадобитесь мне для устранения свидетеля Ковалева.
— А если бы его доставили в другую больницу?
— А что это меняло? Я бы сказал по телефону то, что сказал: разговор прослушивался, а Ковалев был обречен — об этом я узнал раньше, чем о вашем побеге. Правда, пришлось сказать, что вы падки на деньги. Когда они, проследив за вами, увидели, что вы не пошли в милицию, а стали щедро расходовать «гонорар», то убедились в этом. А после смерти Ковалева и вовсе успокоились.
Взвыли сирены. Из ворот выехала пожарная машина. Водители отогнали микроавтобус и серую «волгу» с милицейским областным начальством подальше от дачи. Люди стали покидать двор.
— Что там? — спросил неизвестный у майора милиции.
— Саперы взрывное устройство обнаружили, товарищ полковник.
— Вон оно что! А я думаю, что это они так плохо трупы замаскировали. Не все сработало, значит?
— Не все. Видимо, перехватили наш разговор — настроили рацию на милицейскую волну, некогда было возвращаться.
Полковник и Моцарт вместе с остальными перешли дорогу и остановились на краю леса. Моцарт понял, что ходил по заминированным развалинам, не подозревая, что может взлететь в воздух в любую секунду.
— За что они все-таки убили Луизу? — спросил он.
— Думаю, хотели ускорить поиск Графа. Пытали ее, но она не знала.
— Я дважды замечал за своей машиной бежевую «волгу» «ГАЗ-31». Сегодня утром она была здесь.
— Да, я знаю. Мы их всех только что арестовали. «Летучий голландец» — конвойная бригада из наемников, официально — подразделение по охране и сопровождению спецколонн. Они убили Градиевскую, следили за вами, устроили вот эту бойню.
— Зачем они уничтожили этих людей?
— Искали Графа — меня то есть. Но меня здесь давно не было. После того как мы предотвратили вывоз урана, пришлось исчезнуть.
— Почему же они не нагрянули сюда раньше?
— Не знали, видимо, где искать.
— Но все же нашли?
— Благодаря вам, доктор.
Моцарт заволновался в предчувствии какого-то неожиданного и столь же неприятного для себя поворота.
— Мне?..
— Вам. Они побывали у Ковалевой вчера после того, как вы вышли от нее. И расспросили, чем вы интересовались. — На вопросы полковник отвечал нехотя, все время смотрел куда-то в сторону, вдаль, и Моцарту показалось, что он вообще говорит с ним лишь потому, что чувствует себя обязанным.
— Значит… эти люди погибли из-за меня?!
— Положим, эти люди были не лучше тех. Это ведь они убили ваших коллег из травматологической бригады.
Моцарт подумал, что, наверно, выглядит в его глазах трусливым и мелочным, и почувствовал себя окончательно подавленным событиями последнего часа и тем, что узнал из рассказа полковника.
— Что же, за мною все время следили?
— А как же. Когда стали подозревать, что Градиевский жив. Проверяли, не через вас ли поддерживает с ним связь Луиза. Согласитесь, для мужа вы вели довольно странный образ жизни.
Дали отбой. Заряд был обезврежен. Люди стали возвращаться на места.
— Вы не спрашиваете, почему я не обратился в милицию, — страстно захотелось оправдаться Моцарту.
— У вас еще спросят об этом, доктор, — полковник увидел у ворот Чадрина из ФСБ, который приезжал вместе с Миловановым на операцию Ковалева, и направился к нему. — Это не по моей части. Извините, — кивнул Моцарту.
— Выходит, я был игрушкой?! — вспылил Моцарт, увязавшись следом. — С одной стороны меня держали на прицеле какие-то высокопоставленные бандиты, с другой — рассматривали как под микроскопом спецслужбы!.. Но я не игрушка!.. Вы слышите? Я человек!.. У меня есть свое дело, своя жизнь! Я не хочу,
