думала, как бы вернуться домой на прииски. Никогда в жизни не станет она больше жаловаться на жару и пыль. В Мельбурне с утра до ночи льет дождь и так холодно.
— Тоска по дому — вот что тебя грызло, Эми, — сказал Динни. — Обыкновенная тоска по дому, по старым друзьям и по этому грязному захудалому городишку. Чудно, право, ведь иной раз так подступит к сердцу — хоть плачь. Со мной тоже так было, когда миссис Гауг уговорила меня однажды поехать на побережье.
— Ну, как они все — миссис Салли и мальчики? — спросила Эми. — Дик уже устроился на работу?
— У них все в порядке. Дик еще в Горном училище, — отвечал Динни. — Да, могу похвастаться. Я ведь неплохо наковырял на этой неделе. Вот приехал в город попировать.
— На сколько же у вас потянуло, Динни? — живо заинтересовалась Эми. — И далеко ли отсюда вы застолбили?
Динни во всех подробностях описал Салли эту встречу, рассказал, как Эми, словно какой-нибудь заправский старатель, расспрашивала его о приисковых новостях, о новых старательских походах…
— Приисковая пыль въелась ей в плоть и в кровь, уж вы мне поверьте! — сказал Динни. — Напрасно Лора надеется пересадить этот цветок на другую почву.
Когда Динни подвез Эми к «Звезде Запада», она выпрыгнула из таратайки и с криком: «Папочка! Папочка!» скрылась в гостинице.
Мак-Суини встретил ее с распростертыми объятиями, и Эми разрыдалась.
— Не позволяй маме отсылать меня обратно! — молила она.
— Никуда мы тебя не отошлем, раз ты не хочешь, детка, — заверил ее Мак-Суини. — Но, конечно, Лора будет недовольна, что ты удрала без спросу.
— Я надумала как-то вдруг, — призналась Эми. — Когда получила твой последний чек.
Лору не так легко было разжалобить тоской по дому, как Мак-Суини. Но Эми умела поставить на своем, и ей удалось убедить мать, что она все равно никогда не уживется с бабушкой и дедушкой. Они такие старомодные и чопорные, жаловалась Эми. Вечно делали ей замечания за жаргонные словечки и находили ее поведение недостойным молодой леди. Если она болтала с мужчинами, они говорили, что она ведет себя слишком вольно, и все поминали, что ее мать опозорила семью, выйдя замуж за трактирщика.
— Ну да, так я и знала, — вздохнула Лора.
Эми очень быстро устроила себе жизнь по своему вкусу: бегала по гостям, навещая старых друзей и знакомых, играла в теннис с банковскими клерками и студентами Горного училища и не пропускала ни одного бала или пикника, которые устраивала светская молодежь Калгурли. Впрочем, она старалась помогать матери и взяла на себя кое-какие обязанности: записывала и отправляла в прачечную грязное белье и выдавала свежее для номеров и ресторана. Бумажные цветы были с позором изгнаны из «Звезды Запада», и на столах в гостиной и в вестибюле появились букеты живых цветов и пучки эвкалиптовых веток в больших вазах. Тим Мак-Суини был в восторге, хотя Эми частенько забывала выдать белье или сменить увядшие цветы.
Эми рассказала Салли о своей неудачной поездке в Мельбурн и стала наведываться к ней, особенно в те дни, когда домой ждали Дика. Эми и Дик при встречах сияли от радости, очень смущались и тут же находили тысячи предлогов, чтобы убежать куда-нибудь вдвоем. Когда Эми оставалась попить чайку, все были довольны — и младшие мальчики, и Моррис, и Динни. Они дразнили Дика, называя Эми его зазнобой.
Но Эми так же весело и беззаботно кокетничала еще с десятком других молодых людей. Часто на балу или на пикнике Дик оказывался затерянным в толпе ее обожателей. Эми как-то быстро и незаметно успела его перерасти. Дик был еще студентом, а она уже превратилась в блестящую молодую особу, окруженную поклонниками, из которых многие были вдвое старше Дика и ее самой.
Дика оттирали на задний план. Он не мог соперничать с мужчинами, которые являлись на балы в смокингах и возили Эми кататься в щегольских колясках. И преподносить ей корзины цветов и коробки шоколадных конфет он тоже не мог — у него не было на это денег. Порой на какой-нибудь вечеринке Эми вспоминала о существовании Дика лишь затем, чтобы щегольнуть перед ним новым туалетом или какой- нибудь очередной победой. А случалось, что она, забыв про всех, танцевала и кокетничала только с Диком. Не сразу Дик нашел в себе силы отказаться от этих маленьких подачек, но как-то раз он вернулся домой с вечеринки бледный от бешенства. С Эми все покончено, заявил он Тому. Она может водить за нос хоть всех мужчин в городе, если ей так нравится, но делать из него посмешище он не позволит.
У Дика поначалу был очень несчастный вид. Уязвленное самолюбие, думала Салли. Отринута первая, полудетская любовь. Она досадовала на Эми, причинившую страдания Дику, но вместе с тем была довольна, что у мальчика хватило характера не позволить этой девчонке играть с ним, как кошка с мышью.
Вскоре прошел слух, что Эми помолвлена с каким-то инженером-американцем; затем заговорили, что она собирается замуж за одного крупного золотопромышленника, который по возрасту годится ей в отцы. Но Эми со смехом отвергала все эти нелепые басни и продолжала все так же легкомысленно флиртовать с кем вздумается.
А потом Дик уехал. Один из преподавателей Горного училища получил приглашение в Сиднейский университет и предложил Дику поехать с ним в качестве лаборанта. Это открывало перед юношей большие возможности, и доктор Ларком, прибывший в это время на прииски, посоветовал ему воспользоваться своим пребыванием в университете, чтобы добиться ученой степени. Местная газета посвятила полколонки описанию блестящей карьеры, которая открывается перед этим юным калгурлийцем, приглашенным в университет для демонстрации новейших методов, применяемых при обогащении тугоплавких руд.
Салли ломала себе голову, где ей достать денег на расходы, связанные с этой поездкой. Так или иначе, а достать нужно, решила она. Оказалось, что Том того же мнения. Он не меньше ее гордился успехами Дика и горел желанием помочь брату воспользоваться таким счастливым случаем.
— Не расстраивайся, мама, — сказал Том. — Я откладывал понемножку, и у меня есть сбережения в банке. Возьми их для Дика.
Она была изумлена, когда через несколько дней он вручил ей пятьдесят фунтов стерлингов. Ей казалось непостижимым, как мог мальчик скопить такую сумму, когда он оставлял себе на карманные расходы всего несколько шиллингов. Она почувствовала тогда, что лучше не допытываться у Тома, откуда взялись у него эти деньги.
Дик никак не хотел примириться с тем, что Том уже зарабатывает как взрослый мужчина и помогает матери, а он, по его выражению, все еще «сидит за партой».
— Вздор! — сказала она, когда Дик отказался было взять у брата его сбережения. — Для Тома большая радость помочь тебе. Он прекрасно понимает, что ему твоя работа была бы не по плечу.
— Ну, не скажи! — Дик, как всегда, сразу встал на защиту брата. — Если хочешь знать, мама, я Тому и в подметки не гожусь. Он, может, соображает медленнее, да зато умеет все доводить до конца. Будет без устали биться над каким-нибудь вопросом, а у меня сразу лопнет терпение, и я все брошу.
Салли радовало, что братья так стоят друг за друга. Где еще встретишь такую крепкую дружбу!
Что случилось с Диком в Сиднее, ей так и не довелось толком узнать.
Работа в университете шла у него успешно, занятия тоже, и он отлично сдал свой первый экзамен, но тут нелегкая принесла Фриско. У Дика, должно быть, закружилась голова, когда знаменитый мистер Франсиско де Морфэ стал всюду возить его с собой и представлять всем как «мистера Ричарда Фитц-Моррис Гауга, талантливого молодого металлурга с Золотой Мили».
Салли проклинала Фриско за то, что он впутался в дела Дика, погубил его карьеру. Конечно, это, может быть, и неплохо, что Фриско заинтересовался мальчиком и дал ему возможность немножко подработать, пока он учится, но Салли боялась дурного влияния Фриско, боялась, как бы он не сбил Дика с пути.
Дела Фриско так часто приходили в полное расстройство. Салли не забыла намеков Пэдди Кевана на то, что Фриско снова на краю банкротства. Можно было только удивляться, как он со всем справляется и опять, как ни в чем не бывало, встает на ноги. Финансовый гений, говорил про него Моррис. Благодаря своему личному обаянию и необычайной смелости в делах Фриско удавалось выкручиваться из самых отчаянных положений.
Когда Дик вернулся домой, Салли из его скупых объяснений поняла только одно: Фриско убедил Дика
