добычу золота, на многих рудниках, дотоле бездействовавших возобновились работы. За четыре года, прошедшие со времени введения премий, число рабочих на рудниках возросло с четырех до тридцати тысяч. Обездоленные фермеры и молодежь, не имеющая профессии, стекались на прииски со всех концов страны, но так и не находили спроса на свой труд. Они жили в ужасающих условиях, оборванные, полуголодные; ночлегом им служили карьеры на Маритане или лачуги из мешковины и валежника в Долине Нищеты. Когда безработные обратились к властям за помощью, ссылаясь на то, что они совсем обносились и им нечего есть, какой-то шутник, корреспондент «Горняка», посоветовал им подбирать мешки из-под соломы — чем не одежда; а за едой обратиться на бойни, к мясникам — те, наверно, согласятся выделить им частицу требухи, которую они обычно жертвуют владельцам гончих. Безработным давали и другие советы: подбирать черенки сельдерея и капустные кочерыжки, которые выбрасывают зеленщики, да корки хлеба и объедки у ресторанов — из этого, мол, можно сварить весьма питательный суп.
Мысль о том, что и Дэну, быть может, придется уехать из Ворринапа и присоединиться к этим вконец отчаявшимся людям, готовым взяться за любую работу, приводила его мать в ужас. Дэн говорил, что владельцы молочных ферм в юго-западной части страны находятся в лучшем положении, чем земледельцы засушливого пшеничного пояса, которых дочиста разорили засухи и проценты по закладным. Но даже и на Юго-Западе сотни мелких фермеров бросают землю и бегут, так как у них нет никакой возможности погашать высокие проценты по закладным и ссудам, установленным правительством на подъем целины.
Безработная молодежь тысячами стекалась на Юг, где в качестве меры борьбы с безработицей были организованы лесоразработки; но платы, которую они там получали, едва хватало на пропитание. Целые семьи с малыми детьми ютились в палатках и лачугах из мешковины и ржавой жести близ какого-нибудь государственного строительства, затеянного, чтобы дать беднякам хотя бы временную работу. Говорили, что кризис пошел на убыль, однако на приисках, да и вообще по всему Западу безработица не уменьшалась; людям по-прежнему не давала покоя мысль о том, что они могут лишиться места и средств к жизни. Стоило человеку оступиться в его повседневной борьбе за существование, и тяжело ему было снова стать на ноги, найти возможность заработать себе на хлеб.
Заслышав утром гудки рудников или увидев ветхие вагончики трамвая, с грохотом и лязгом мчащиеся мимо, унося свой груз — изможденных, плохо одетых людей, Салли неизменно вспоминала о Томе и о Билле, которому частенько приходилось работать под землей. Жуткий протяжный вопль сирены, возвещавшей о приближении кареты скорой помощи, заставлял ее бросать все и опрометью бежать к садовой калитке. Поделившись своими опасениями с соседкой, тоже подбегавшей к забору, она возвращалась к обычным делам или принималась возиться в саду, жалея, что нет Мари, — с какой радостью она сбегала бы к ней через дорогу, чтобы перекинуться словцом.
Вот уже сколько лет они с Мари заходили друг к другу поболтать всякий раз, как им хотелось излить душу. Они обсуждали мельчайшие события своей жизни, словно нечто необычайно важное. Конечно, ей недостает Мари, признавалась себе Салли, хотя главное — это знать, что Дафна в надежных руках.
В эти дни единственной радостью Салли были посещения Билла, и она не могла дождаться, когда он наконец забежит к ней хотя бы на минутку по пути с работы. Самое его появление, веселое: «Здравствуй, бабушка!» и поцелуй в щеку мигом прогоняли у нее дурные мысли, хотя нередко она замечала, что ее любимый мальчик, не успев переступить порог, без сил валится в кресло и вид у него измученный и подавленный. Наконец она решила принять меры, чтобы хоть немного развеселить его.
— Ну, — как-то спросила она его в упор, — когда же ты намерен привести ко мне своих приятельниц?
— Господи, бабушка, — голос Билла зазвенел от удивления и восторга, — да с удовольствием! Как- нибудь вечерком.
Ему так просто угодить, подумала Салли. Отрадно было видеть, как загораются смехом его глаза, а на губах появляется лукавая улыбка, точно они два заговорщика, которых связывает забавная, одним им известная тайна. Она знала, что Билл все еще глубоко переживает смерть Тома. А сколько у него волнений с Эйли, Дафной, с Диком, не говоря уже о работе в разных комитетах и организациях. Он слишком близко принимает к сердцу чужие беды, частенько выговаривала ему Салли, — взвалил себе на плечи всю скорбь мира, как в свое время Том, и тащит. Но почему-то она никогда так не сочувствовала Тому, как теперь Биллу.
Салли надеялась, что вечер в обществе «этих девиц» явится своего рода встряской для внука, и готова была сделать все от нее зависящее, чтобы доставить ему это удовольствие, — пусть даже он влюблен в девушку, которая флиртует с ним так же легко, как дышит.
Салли подозревала, что и Динни будет доволен не меньше Билла, узнав, что она пересмотрела свое отношение к дочкам Пэдди Кевана и сменила гнев на милость. Наконец-то она вняла его доводам, что Пэт и Пэм вовсе не дочери Пэдди и что в будущем году, по достижении совершеннолетия, они намерены порвать с ним.
В тот вечер, когда Пэт и Пэм пришли к ней в гости, Салли надела свое лучшее платье из коричневой тафты с нарядным фигаро, окаймленным розовым кантом. Бабушка совсем забыла, что должна быть солидной, заметил Билл, и что у нее есть внук, который может ей напомнить о ее обязанностях.
— Наша миссис Салли — известная кокетка, — ухмыльнулся Динни. — А еще притворяется, будто и в зеркало никогда не смотрится.
— Так мы ей и поверили! — рассмеялся Билл.
— Ну, какая она сейчас, Динни? — ворчливо спросил Фриско.
— Да все такая же, ничуть не изменилась с тех пор, как вы в последний раз ее видели, — ответил Динни. — Ни на один день не постарела. Может, только волосы чуточку поседели. Она заплетает их в толстую косу и укладывает вокруг головы, а губы немножко подкрашивает.
— А глаза, Динни? — продолжал свой допрос Фриско. — Они все так же горят и смеются, как бывало?
— Еще бы! — воскликнул Динни. — Такие же, как всегда: помните, какие они бывали, когда наша миссис Гауг собиралась выкинуть какой-нибудь номер? У нас сегодня, Фриско, вроде как бы званый вечер. Миссис Салли, если не ошибаюсь, решила удивить Пэт и Пэм.
И она в самом деле «удивила» Пэт и Пэм — так приняла их, что Билл не знал, как и благодарить ее. Никто не мог бы с большим радушием встретить девушек и так мило извиниться за нелюбезность, с какою они были приняты в первый раз. Пэт и Пэм сразу же пленились Салли, как это, впрочем, случалось почти со всеми, кому она старалась понравиться. Выступала ли она в роли очаровательной женщины, умеющей поддержать интересный разговор, или измученной заботами и хлопотами хозяйки меблированных комнат, каждому бросались в глаза ее безыскусственность, врожденный ум и глубокая порядочность. И всегда она была для Билла «его Салли», с особой, ей одной присущей жизнерадостностью и благородством.
Пэт и Пэм слегка побаивались миссис Гауг, опасаясь вызвать ее неодобрение. В надежде произвести на нее впечатление самых обыкновенных девушек, способных оценить ее доброту, а не легкомысленных кокеток, какими их изображали городские сплетники, они надели, отправляясь к ней, простенькие белые платья из какой-то легкой, прозрачной материи.
Взгляд Билла, восхищенный и в то же время критический, подолгу задерживался на Пэт. А в глазах Пэт, когда она встречалась с ним взглядом, вспыхивал радостный блеск. Пэм же в этот вечер была какая-то притихшая, не такая, как всегда. Она играла с котенком — единственным уцелевшим представителем целого выводка, который несколько дней назад принесла Салли ее старая кошка тигровой масти. Котенок этот, казалось, интересовал Пэм больше всего на свете.
Вечер был жаркий. Свет от лампы, горевшей близ двери, падая на веранду, золотил рыжеватые локоны девушек, и они в своих белых платьях казались двумя Лорелеями. Точно вышли из темной пучины ночи и присели на веранде, подумала Салли; неудивительно, что Билл глядит на них как завороженный. Впрочем, тут же отметила она про себя, он не теряет голову, держится настороже и пытается противостоять их чарам. Билл весело болтал и шутил с Пэт, подсмеиваясь над ее интересом к рудникам и местным событиям. И только счастливые взгляды, какими они обменивались, да их звенящие от возбуждения голоса выдавали то извечное, неудержимое влечение между мужчиной и женщиной, которое владело этими двумя существами.
Накануне девушки совершили вместе с лесничим поездку в лес и были в восторге от своих похождений.
