под предлогом делового свидания, отказался с ними ехать. Почти ничто в наружности Ральфа не указывало на его происхождение; он выглядел скорее коренным австралийцем, чем человеком смешанной крови, хотя одет был лучше остальных, кроме, пожалуй, второго гуртовщика, Дунгарди, тоже работавшего на ферме у Брауна, да еще Чарли, следопыта, служившего в полиции. Брюки цвета хаки, застиранные и вытертые до того, что они стали желтыми, как буйволова кожа, чистые рубашки, широкополые фетровые шляпы и сапоги со шпорами придавали гуртовщикам вид настоящих франтов по сравнению с остальными кочевниками, которые следом за Ральфом подошли к Динни и расселись полукругом прямо на красной земле.
Ральф на местном наречии распорядился отыскать Калгурлу и передать ей, что Динни Квин и миссис Салли желают поговорить с нею. Две или три женщины тотчас же исчезли в кустах.
По краю усыпанной гравием круглой поляны, в тени зарослей, было разбросано с десяток вурли — шалашей из сучьев и листьев. Они походили на кучи сухой листвы, кое-где прикрытые кусками мешковины; перед ними чернели горки золы от костров. Из шалашей высыпали собаки, женщины, дети. Кругом царило оживление, женщины звонко смеялись, окликая друг друга, болтали.
Калгурла вышла откуда-то из-за шалашей, по-прежнему в грязных лохмотьях, но уже не такая прямая и стройная, как бывало. Ее седеющие волосы прикрывала мужская шляпа — казалось, она годами не снимала ее с головы, во всяком случае, на памяти Салли очень редко.
Калгурла хмуро покосилась на зеленые брюки девушек, стоявших рядом с Салли. Старуха не в восторге от такого вторжения, подумала та. Калгурла не доверяла белым людям и к каждому новому человеку относилась с опаской.
И все же Динни вызвал ее на разговор, отпустив шутку, которая всех очень развеселила.
— Эге, Калгурла, — сказал он, — ну и живот же у тебя вырос! Решила завести джи-джи?[7]
— Джи-джи! Вздор болтаешь, — ответила Калгурла, и улыбка промелькнула на ее хмуром смуглом лице.
Старуха опустилась на землю возле Динни и перевела на Салли взгляд, говоривший о затаенном страдании.
— Нутро болит, — пробормотала она, словно оправдываясь.
— Скажи Ральфу, Чтобы он зашел ко мне, когда будет в Боулдере, я дам ему лекарство, — сказала Салли.
— Угу! — Калгурла оглядела своих соплеменников, стоявших и сидевших на корточках подле нее.
— Вот этот, — движением подбородка она указала на мужчину в грязных синих штанах, кутавшегося в обтрепанное старое пальто, хотя солнце сильно припекало; на макушке у него лихо торчал котелок, из-под которого ниспадали на плечи длинные патлы с засохшими на них комьями грязи. — Это надири.[8] Попрыгает на животе — и человек здоровый.
— Он из спинифексов, — пояснил Ральф. — Пришел к нам далекой дорогой, из Улди.
— Настоящий дикарь — очевидно, откуда-нибудь с гор Мак-Доннелла, — шепнула Пэт Динни. — Мне, по правде сказать, он не нравится — наверно, нарушил закон своего племени, а может, скрывается от полиции.
Сердитый взгляд спинифекса сверкнул из-под длинных грязных волос, и он пронзительно крикнул что-то Ральфу. Спинифекс прохаживался взад и вперед с видом человека, облеченного неограниченной властью, и был явно встревожен появлением непрошеных гостей.
Высокий старик могучего телосложения, весь голый, лишь с повязкой вокруг бедер да красной шерстяной тряпкой, стягивавшей его курчавые темные волосы, открывая высокий лоб, поднялся с земли и пристально поглядел на спинифекса. Старик не произнес ни слова, но спинифекс проворчал что-то и юркнул в толпу женщин.
— Бардок, мой отец, — отрекомендовал его Ральф, явно гордясь стариком, который держался с таким достоинством.
Пэм уже вытащила свой блокнот, и ее карандаш залетал по белой бумаге. Несколько женщин неслышно подошли и стали сзади, громко выражая свое изумление при виде того, как быстро возникает в альбоме фигура Бардока. Заметив, что его рисуют, старик опять уселся на корточки.
— Эти люди не из одного с тобой племени, Калгурла? — спросил Динни.
— Уайа, нет, — ответила Калгурла.
— Вонгаи разбрелись по всей стране и перемешались между собой, — сказал Ральф. — Вот этот из Норсмана, — Ральф указал на сморщенного старика в засаленной пестрой вязаной шапочке, голубой фланелевой куртке, какие носят подростки, и потертых шерстяных штанах. — А тот — с Лейвертоновых холмов.
Уроженец Лейвертона — сильный, рослый парень с широким расплющенным носом и более темной, чем у других, кожей, — поняв, что речь идет о нем, просиял улыбкой.
— Он только один почти совсем черный, — тихонько сказала Пэт. — Все остальные — бронзовые.
— Послушай, Калгурла, — не унимался Динни. — Как назывались те вонгаи, которые давно-давно кочевали вокруг Кулгарди и Калгурли? Еще до того, как пришел белый человек, до того, как нашли золото…
Калгурла покачала головой, словно не желая ни вспоминать те времена, ни говорить о них.
— Ну, расскажи же, — упрашивал ее Динни. — Ведь ты помнишь своего отца, Калгурла. Как звали его народ?
Динни вынул из кармана кисет с табаком — глаза Калгурлы жадно впились в него. Она вытащила трубку из-под своей грязной куртки, и Динни набил ее. Мужчины постарше столпились вокруг, горя желанием получить свою порцию табаку. Динни передал кисет Бардоку, и он пошел по рукам, пока совсем не опустел. Пэт достала из кармана брюк золотой портсигар и высыпала сигареты, которые тут же разобрали Ральф, Дунгарди, а за ними и остальные. Сигарет не хватило на всех, и, видя, что такое угощение раскрывает перед ними сердца, Пэт окликнула Пэм; та тоже вынула золотой портсигар и раздала его содержимое окружившим ее женщинам.
Ральф что-то недовольно сказал Калгурле, взял сухую ветку и, присев на корточки, начертил на песке круг. Внутри его он нарисовал несколько пересекающихся линий — границы расселения племен: ялиндарра, юлбарра, какарра, вилура — север, юг, восток, запад. Затем он разделил круг на секторы: на северо- востоке — кили, на юго-востоке — муррини, дальше на восток — йилбарра, на северо-западе — ваулу, на юго-западе — яберу. Калгурла не соглашалась с Ральфом и начала с ним спорить. Единственно, что мог вывести Динни из их пререканий, это что вонгаи из племени ялиндарра пришли с севера, а вонгаи из племени какарра — с юга.
— Калгурла говорит, что слово «вонгаи» из языка племени эджудина, — пояснил Ральф. — Теперь племена перемешались, разбрелись, и все мы называем себя вонгаи или вонгудда. Это одно и то же, только на разных наречиях.
— Но ведь мы хотим знать, как назывались тогда племена, Ральф, — возразил Динни. — Помнится, один человек из Норсмана говорил, что он из племени мульба.
— Кабул, — пробормотала Калгурла и начала что-то объяснять Ральфу на своем наречии.
— Калгурла говорит, она из племени кабул, ее племя кочевало вокруг Кулгарди и Калгурли, — перевел Ральф. — Дуиди, ее муж, пошел на север с одним из первых старателей, и она тоже пошла с ним. Они долго жили с племенем ялиндарра. Потом там была большая война. Дуиди умер. И Калгурла вернулась к своему племени.
Откуда-то, жужжа, как рассерженный шмель, снова появился спинифекс. Он был явно встревожен приездом белых и их расспросами о названиях племен. Он разогнал женщин, окружавших Пэм, а на остальных прикрикнул, чтобы они не позволяли девушке рисовать себя.
— Усатый Джонни говорит, это плохо, когда белая женщина забирает у тебя тень, — со смехом объявил Ральф.
— У австралийских кочевников существует такое поверье: если кто фотографирует или рисует их — значит он забирает у них тень, и человек после этого умирает, — объяснила Салли, заметив недоумение Пэт. — Молодежь, вроде Ральфа, этим уже не запугаешь, а старики все еще боятся.
— Моя жена Люси, — сказал Ральф, указывая взглядом на молодую женщину, подошедшую и
