Дневники 1928-1929

Прислали записку о журнале «Наши достижения», просят ответа.

<Далее зачеркнуто>: (Я вполне разделяю идею Алекс. Максим. установить в С. С. Р. широту и долготу «достижений». Разделяя идею Алекс. Макс, критиковать действительность — имея отправной точкой «достижения», я думаю, однако, что такая расположенность ума и совести должна быть молчаливым внутренним состоянием сотрудников, но не вывертываться наружу в заглавии журнала «Наши достижения». Нас всех замучило радио ежедневным выкрикиваньем «наш рост!», к этому присоединяются теперь: «наши достижения». Кто поручится, что журнал не будет лучше радио — органом казенного оптимизма?

У нас, всех работников промышленности и культуры, в Сов. России слишком много безоглядного труда.

Не говорите, что заглавие журнала малое дело. Оно должно выражать все сказанное в «Записке». Вот сейчас у меня перед глазами достижение в деревне: игра в футбол. Можно бы это отметить как достижение в области быта. Но игра в футбол сопровождается у детей матерным словом, получившим за годы «свобод» необычайное распространение в сторону младших поколений.

По правде говоря, видимых достижений (не говорю о «видимости») у нас никаких нет (едва ли много, чтобы о них писать шесть раз в год). Массам надо показать маловидимый ими творческий путь жизни, на котором барды не считаются со своими личными лишениями. Массы надо питать не «достижениями», а счастьем, которым сопровождается всякий творческий труд.

Я считаю название журнала неудачным. Предлагаю выбрать имя, означающее тот момент творческого труда, когда личность забывает свои лишения в радости общего дела).

Я ничего не имею прибавить со своей стороны существенного к «записке», кроме названия, которое у массового читателя вызывает представление «казенного оптимизма». Разделяя идею А. М. критиковать действительность, имея отправную точку «достижений», я бы предложил дать журналу имя, означающее процесс коллективного творческого труда, как, например, у Федорова есть «Общее дело».

Наши возможные достижения могут быть учтены только в перспективе общего дела. Я бы дал название журналу «Новое дело».

Паль

Сегодня с Кентой обошел всю «Паль» до Петрушина. Тетерева молоды. Начало охоты через неделю во вторник: 31-го июля с Ефрос. Павл. на лодке на уток. Потом обстрел Нерли на бекасах.

«Палью» называется земля, которая когда-то обрабатывалась после сожжения леса, потом она была брошена. Выпахивают слой земли, покрытый вереском и редко стоящими друг от друга соснами. По ручьям, огибающим такие холмы, скислись болотца, на которых засел многолетний низкорослый ольшаник и березняк. Переходишь ручьи и холмы с поля на поле час, другой, третий, я пять часов шел — ни одной деревушки, ни одного человека! И вдруг собака дрогнула, обернулась, я обернулся вслед за ней и тоже слегка вздрогнул: за нами бежала телушка. Я вздрогнул и просто потому, что это было неожиданно, и потому, что в безлюдье на вереске телушка представилась не просто коровой, а как бы оборотнем, да притом у нее была небольшая бородка.

— Чего тебе надо? — спросил я. Она остановилась и молча смотрела на меня.

Я пошел дальше, и телушка пошла. Спускаясь к заболоченному ручью на сыром склоне, увидел я березку с высокой ярко блестящей травою брусничника. Хорошо было отдохнуть на этой подушке. Я сел на подушку и спустил ноги в прохладную, кем-то вырытую яму. Потом я увидел, что края этой ямы были покрыты спелой крупной земляникой. Это было понятно, яма играла роль осушительной канавы, по бровкам выросла земляника, а пониже, где посырей, была клюква. Я стал пастись по землянике, телушка спустилась к ручью и там, помахивая хвостом от слепней, забралась в густой ольшаник и устроилась, как в стойле. Кента ездила по траве, протирая искусанный живот.

(Пастух. Полубутылка (после Казанской). Выпей! Приходи в гости уток ловить.) Бирюльки из журавлиной ноги и жалейка. Играй! а я иду. «Не видал ли телушку?» — эта… Кента ездила, протирая живот. Вдруг как из-под земли вырос небольшой человек, почти мальчик, весь как бы золотой с лица: волосы ярко-рыжие, веснушки величиной в брусничную ягоду, ноги босые, в руке веревка. Он спросил меня, не попадалась ли мне где-нибудь телушка.

— Ходит за мной, — сказал я.

И показал вниз.

Подпасок.

Так мы познакомились. Он вынул жалейку и сыграл мне мелодию. Очень понравилось. Я попросил его сделать мне такую же из волчьего дерева, свисток из тростника, <1 нрзб.>, из коровьего рога.

<На полях> Проверяю выводки. — «Собака по зайцам?» — «По дичи». — «Что же ты без ружья?» — «Зачем мне ружье? Я проверяю выводки для барина». — «А где барин?» — «В Москве».

Мой рассказ: читал 15 минут (папироса) — две строчки.

Спросил: «Выдумал? Если бы я, я бы все по правде писал». — «Ну что же?» — «А вот я бы написал: я у озера сижу. Куст большой, большой, зеленый-зеленый». — «Ну?» — «И утята вокруг меня всю ночь: свись, свись. А куст большой-большой, зеленый-зеленый».

22 Июля. Нерль готовится в Вуз, и собственно натаска происходит теперь: натаска как усвоение пройденного в такой степени, чтобы не причуивание дичи было случайностью, а, наоборот, случайностью был бы пройденный бекас.

Нерль теперь плохо ест, сильно худеет, в поле от сильной работы, дома в тоске по работе.

У нее появился безумной резвости поиск, такой, что страшно смотреть: это ненормально. Я сегодня начал сдерживать резвость и потому, что заметил пропуски, и потому, что потерял свисток. Как всегда, сдерживание поиска недешево стоит себе, особенно без свистка при сильном ветре. Два раза на ветер я не мог докричаться до нее, и она, подняв бекаса, пускалась к точке его перемещения и сшибала его ходом — самая скверная манера, убийственная при охоте на дупелей. Еще раз было, она нашла только что вышедшего из яйца бекасенка и взяла его в рот. Славные у него были глазки, когда я его освободил из пасти и посадил на кочку, как будто улыбался глазками и говорил: «ничего, ничего, я как-нибудь справлюсь». Во всех случаях промашки хорошо наказал Нерль, это пойдет ей на пользу. В конце урока я приладился управлять без свистка, выкрикивая, при желании повернуть собаку: «ать!». Несколько раз она превосходно подвела к бекасам, хотя, конечно, на каждый такой раз приходилось раз пять спихнутых.

Вот тоже это пробуждение азарта вредно отразилось на поиске черныша в кустах, на тетеревином следу она бросилась с таким волнением, что довериться ей было невозможно. После придется надеть чок- корду^{31} и заставить походить медленно.

23 Июля. Продолжаются прохладные и сильно ветреные дни. Лен цветет. Покос задавил народ, а в праздник бабы целыми деревнями по ягоду. Павловна варит землянику, варит и варит.

Сегодня все утро провел на Журавлихе, пускал попеременно Кенту и Нерль. Пробовал и вместе пускать, но вместе невозможно: Нерль, завидев Кенту на стойке, бросается к ней, перехватывает запах перед носом, делает картинную перебежку, и бекас вылетает. А то бывает, Кента только начнет свои стратегические эволюции с проверкой следов, Нерль схватит по воздуху, сделает одну перебежку, приостановится, другую — приостановится, третью, четвертую, не успевая подойти, бекас улетает. Случилось, Нерль повела по струе далеко, тише, тише и стала. Я оглянулся и вот вижу, далеко назади Кента тоже стала по доверию к дочери. Я очень обрадовался и еще бы: сама Кента поверила! Нерль все стояла на границе болота и суходола. Сколько же так будет продолжаться? Оглядываюсь в болото: Кента все стоит и стоит. Тихонечко сказал я: «Нерль!» Она осторожно повернула ко мне голову и увидела Кенту. И как увидела