пресным, скучным, несправедливым кажется это счастье без такого человека: он везде, всегда при всяких условиях был, есть и будет существовать.
При самой первой встрече с тобой, когда всякий человек несколько смущается, робеет нового, ожидает от него чего-то особенного, перед чем неловко за свой хлам и скарб, а хочется скорее показать себя по-возможному лучшему, — эти люди при всякой новой встрече вываливают весь свой хлам, выражая всем своим существом новому человеку: «Ничего нового нет на свете, ты такая же сволочь, как все».
Это годится для темы «ученый среди обезьян»: они все присматриваются к ученому, чтобы от него перенять себе что-нибудь для жизни, а он, не обращая внимания на жизнь, думает о каком-то реликте.
(…какой-то старик живет в Переславище, да вы-то чего смотрите…
— А что же нам с ним делать!)
Экспертиза остановилась у Гусева в богатом доме, где гордостью хозяев был филодендрон, такой большой, что верхушкой своей, чтобы не гнулся, привязан был к гвоздику в потолке, а весь огромный горшок с землей стоял на скамеечке. Мы не посмели расположиться с обедом в этой передней комнате и расположились в другой. Стульев там не хватило, Россолимо быстро пошел в парадную комнату, не глядя на филодендрон, снял горшок, поставил на пол, а скамейку принес. Через некоторое время, когда мы, налив по рюмочке, чокались друг с другом и говорили «будьте уверены», вдруг на пороге показалась взволнованная хозяйка.
— Что же, — сказала она, — ученые люди так всегда делают?
Мы все вскочили. Она повернулась спиной в парадную комнату и показала нам рукой. Зрелище было ужасное: на полу стоял огромный пустой горшок, а в воздухе с землей с обнаженными корнями висел привязанный к потолку филодендрон.
Я ходил на охоту с Кентой в Селковские мелочи, убил 5 молодых в черном пере тетеревей, одного витютня и одного бекаса. После дождя в мокрой траве все птицы быстро бежали, долго не поднимались и очень мы с Кентой замучились. Рожь по ненастью не смеют брать. Берут малину и начинают бруснику.
Вечером гулял с Нерлью около деревни. Она далеко причуяла в лесу маленькое болотце, нахоженное бекасом, и повела по нему верным чутьем. Но когда пришли к болотцу, в нем она стала шить носом траву. Бекас улетел, а она и не знала.
Не понимаю значения общепринятой фразы: «птица не выдерживает стойки собаки». При хорошей собаке всякая птица выдерживает стойку собаки, потому что не знает о ней. Поздней осенью очень сторожкие и слышат собаку раньше, чем она их может причуять. Но и тогда есть способ сделать так, чтобы собака их причуивала раньше, чем они насторожатся: надо выбрать ветреный день и подходить на ветер.
Вот почему и то, что бекасы лесные вылетели довольно далеко от Нерли, не спасло положения: она должна делать стойку издали. Хорошая собака должна сама понимать, на каком расстоянии надо ей стоять, чтобы птица не улетела.
Паль.
Лиловый вереск и красная брусника. Дерево от дерева — сосна — далеко-далеко. И так часами идешь, все мягко и сухо под ногой, все тот же ковер с цветами лиловыми и красными, иное дерево — сосна — не стесненная ничем, раскинется во всей возможной красе, глянешь и сядешь под ним отдохнуть и тогда опять, но уже близко, вплотную, разглядываешь все те же цвета, лиловый и красный, вереск и бруснику- ягоду. Вдали еле видны платки ягодниц, чуть слышно аукают, но это <не> мешает оставаться пустыне безмолвной, эти ягодницы и грибницы, как естественное население: лось, глухари, тетерева, рябчики, ястреба, лисицы и волки.
Далеко я зашел, как будто «тот свет», и больше мне ничего не надо: идти, отдохнуть и опять идти, и все сухо под ногой, все те же цветы, лиловый вереск и красная ягода.
Так вот я себя чувствую, что давно уже когда-то жил, умер. И то, что я жил, страдал и умер, это здесь считается как загад. Там был мучительный загад, здесь свет. Весь труд здесь состоит только в том, чтобы вспомнить какой-нибудь вопрос из общего загада на земле, как только вспомнишь, так здесь сейчас же находится и ответ. А для того, чтобы вспомнить, надо идти. И вот я опять иду, под ногой вереск и красная брусника.
Мне вспомнилось…
Мой хозяин Н. В. Сафонов.
Вся квартира покрыта его фотографиями, на которых он всеми силами старается быть лучше себя самого. Если думать о нем, то весь мир разделяется на два класса, немного умных и множество дураков. Задача умного человека растолковать дураку то, что он понимает, чем больше кто из умных растолкует, тем больше за это ему почет от дураков, тем и живут, тем и удовлетворяются. Вот почему на всех портретах хозяина написано такое самодовольство: он умнее других, и многих из дураков он устроил, и ему за это от них всякий почет. Он был не то меньшевик, не то эсер. По существу своему социалисты все такие, лишь замаскированные страданиями в ссылке и на каторге. И вдруг нет ничего: ты законный социалист, пожалуйста!
Читаю Авдотью Панаеву. Когда думаешь о «костяке» наших великих писателей, т. е. о том, как они волновались из-за судьбы своих произведений, как считались с мнением читателей и т. д. — оглядываешься на себя с удивлением: нет совсем этого костяка, мне все равно. Я или не писатель…
Нет, все иначе: я пережил это, мне ведь 56 лет! Революция с хамом-писателем дала последний толчок, и так я остался без всякого аппетита к славе. Вернее сказать, я…
Интереснее другое — Тургенев учил Некрасова бывать в светском обществе. Светские писатели: Пушкин, Лермонтов, Тургенев. Не светские: Толстой, Гончаров, Некрасов, Достоевский, Гоголь. Причем Пушкин и Лермонтов явно презирали эту среду и пользовались ею только для своих материалов. Остается один Тургенев.
Некоторые сегодня не выдержали и зажинали перестоялую рожь.
Заболотский холм сегодня покрыт как бы одеялом из лоскутков, так отчетливо на солнце выделяются разноцветные полоски крестьянский полей. Это своеобразное русское явление, остаток крестьянской общины, со временем должно исчезнуть.
Ходил с Нерлью по Журавлихе. Убил дупеля и гаршнепа. Так сошлось точно, зажинают рожь — показываются дупеля.
После отличных охот с Кентой натаска Нерли показалась ужасным делом, я выходил из себя и так замучился, что серьезно стал побаиваться за свое здоровье. Насилу доплелся домой.
Но все-таки я своего добился. Бекасов было очень мало и все строгие. Нерль их стуривала или на быстром ходу, стурит, а потом роется в следах, или, причуяв след, роется в них до тех пор, пока бекас
