– Но она живая, – от волнения профессор вновь перестал картавить. – Вы убьете ее.
Берг опустил руку и расстегнул кобуру табельного ПК.
– Нет! Не позволю! – заметался перед барокамерой старичок.
– Приказываю вам немедленно покинуть помещение. – Берг поднял пистолет, направив его прямо в лоб профессора. – У меня нет времени на уговоры.
Враз побледневший Карпов попятился от оружия, выскочил в соседнюю комнату. Громко щелкнул замок.
– Рублев! Надень индукционный шлем. Тебе нужно увидеть все, что она видела перед вылетом. Может пригодиться. Зондирование мы в училище проходили…
– Это когда было?.. – подал голос молодой человек, про которого в горячке совершенно забыли. Берг мгновенно вскинул пистолет. – Перестаньте. Я уже понял, что вы упертый кретин и девчонку угробите любой ценой. Будет обидно, если еще и без пользы.
Молодой человек невозмутимо отодвинул от себя пистолет и занял место за пультом.
– Я сам проведу зондирование. А вы тоже наденьте шлем, раз уж это вам так важно.
После короткого колебания капитан спрятал оружие и наклеил на лоб длинную серебристую ленту, почему-то называемую шлемом. Почти сразу возникло такое ощущение, словно кто-то через макушку высасывает содержимое позвоночника. Берг закрыл глаза и услышал:
– Мы греемся, Степаныч. Мы греемся.
Сильно болели ноги немного выше колен и голова. Откуда-то издалека, как бы сквозь сон, доносилась знакомая мелодия:
С трудом разлепились глаза. Рядом стоял на коленях молодой лейтенант в новеньком мундире с разорванным рукавом.
– Где я? – спросила девушка. – У меня, наверное, синяк на ноге будет. Мы упали, да?
– Упали не то слово, юная леди, – появился рядом пожилой офицер. Он присел на корточки и правую ногу девунки пронзила резкая боль. Офицер выругался, и тут же боль пронзила левую ногу.
– Я отнесу ее в спасательную капсулу, – сказал лейтенант. – Разрешите?
– Нет, Рустам, – она схватила его за руку. – Я хочу быть с тобой.
– Не нужно, лейтенант. У нее перелом обеих ног. Чего мучить понапрасну.
– Но в капсуле безопаснее.
– Ерунда. Снаружи давление, как в паровом котле. Нам капсулу в жизни не катапультировать.
– Мы греемся, Степаныч. Греемся. Надо реактор глушить.
– Не психуй, – выпрямился пожилой офицер. – Хочешь чтобы мы вниз утюгом грохнулись? Авось дотянем.
По сердцу девушки пополз холодок. Она сильнее сжала пальцы лейтенанта и шепотом спросила:
– Мы сейчас погибнем, да?
– Ничего подобного, – он высвободил руку и нежно провел теплой ладонью ей по щеке. – Все будет хорошо. Мы еще потанцуем. Неужели я столько времени тебя учил, чтобы все так сразу и закончилось? Мы еще потанцуем. Слышишь, наш вальс в бальном зале еще играет? Раз, два, три – раз, два, три. Слышишь?
– Я люблю тебя, Рустам, – вместо ответа сказала она. Глаза защипало.
– Все будет хорошо, – его ладонь коснулась волос девушки. – Мы выберемся. Не плачь. Мы всегда будем вместе. Ведь я тоже люблю тебя.
– Мы греемся, Степаныч, очень греемся, – продолжал бубнить глухой голос. – Греемся… Ох, господи.
– Рустам, у нас за стенкой лоцманский катер, – громко заговорил пожилой офицер. – Его шахта не герметична.
– Вы хотите подняться на орбиту? – вскинул голову лейтенант. – Не выйдет. У катера нет ни гравитационной, ни радиационной защиты. Герметичность третьего класса. Без скафандра им пользоваться нельзя.
– Во-первых, лейтенант, на здешней станции такой медицинский сектор, каким не всякая планета похвастаться может. Они даже фарш реанимировать смогут. А во-вторых, пока на лайнере остается хоть один пассажир, ни я, ни вы покинуть его права не имеем.
Девушка поняла все первой и вцепилась в руку молодого человека мертвой хваткой:
– Нет, Рустам, нет! Я хочу быть с тобой!
– Степаныч… ой мамочка… Степаныч, охлаждение гавкнулось. Ой, мама… мамочка моя… Не хочу…
– У нас секунд двадцать, лейтенант. Или не будет у девочки больше никаких вальсов.
– Не-ет… – девушка хотела сопротивляться, но ноги пронзила такая боль, что она забыла про все на свете. Потом был светлый круг люка, два лица в нем.
– Ты вспоминай про нас, девочка. От нас теперь кроме памяти ничего не останется.
