Черновича таким множеством фиалок, что из-под них не видно было земли. И все поняли, что это была дань благодарности тем, кто спаял их союз своей кровью.
XXVII
Они вновь посетили парк великобританского посольства, посидели у подошвы скалы, увенчанной кипарисами и зонтичными соснами. Был вечер, с азиатских холмов поднимались сумерки, и три звезды робко мерцали над Босфором. Под руку они блуждали по темным аллеям и с самой высокой террасы смотрели на неподвижную реку: это было то самое место, где родилась их любовь…
Они посетили также лес великого визиря. Много часов провели они на маленьком островке посреди пруда. Как прежде, он сидел на дерновой скамье. Она лежала у его ног, прислонясь к ним головой, и распущенные волосы широкими волнами лились на траву.
Быть может, непрошеные зрители подсматривали за ними и теперь. Но на этот раз даже улыбнуться никто не посмел.
XXVIII
Август протекал быстро. Осень надвинулась рано. Торопясь воспользоваться последними теплыми днями, все предавались развлечениям, устраивали праздники, гонки, охоты, балы под открытым небом, иллюминации.
Они тоже праздновали. Всегда вдвоем, презирая весь мир, они опьянялись все более и более апофеозом своей любви. Чтобы обедать с ним вдвоем, за их маленьким столом, украшенным как престол, она надевала платье императрицы. Для прогулок по воде они нанимали скрипачей, плывших в баркасе вслед за их каиком. Перед дверями их спальни они обновляли каждый вечер ковер из свежих роз.
XXIX
Настал сентябрь. В первых числах его праздновался день рождения падишаха. Босфор и Стамбул, Пера, Европа и Азия зажглись сотнями тысяч разноцветных огней. До шестого часа по турецкому времени все небо горело ракетами и солнцами. Но когда последний сноп фейерверка угас, луна поднялась кроваво- красная, предвещая зиму.
На другое утро госпожа де Ромэн, стоя у окна, слегка вздрогнула: со стороны Черного моря тянуло холодным ветром. Она отошла от окна. В гостиной ее ждал Пьер Вилье. Он подозвал ее бесконечно нежным движением. И, заключив в объятия, раскрыл перед ней бумажник.
Бумажник был пуст.
Тридцать восемь синих бумажек исчезли одна за другой…
Слив уста в поцелуе, любовники смотрели друг на друга. Он молчал, она нашла в себе силу улыбнуться.
XXX
В этот вечер, как всегда, они распорядились, чтобы был подан каик. Ветер стих, ночь обещала быть теплой.
По внезапной прихоти Пьер Вилье велел каикджи выйти на берег. Он взялся за весла сам; его любовница одна легла на корме.
Два лакея на набережной светили им факелами. Музыканты, настроив скрипки, ожидали сигнала; госпожа де Ромэн отослала их.
– Сегодня вечером – тишина!
Пьер Вилье налег на весла. Каик медленно поплыл в ночь. Они не разговаривали так же, как семьсот ночей тому назад, в тот вечер, когда уста их в таком же каике слились впервые.
Кругом был глубокий мрак. Босфор расстилался, как гробовое покрывало, усеянное множеством серебряных слез – отражением звезд в воде.
Посреди пролива Пьер Вилье опустил весла. Северное течение уносило послушный каик к далеким берегам. Деревни Европы и Азии, Буюк-Дере, Терапия, Иени-Кею, Канлиджа, Бейкос еле виднелись вдали. И в пустынном просторе вод они были как будто в другом мире, отделенные бесконечными пространствами от мира живых людей.
Осторожно Пьер поднялся и перешел на корму каика. Мелкими шагами он добрался до устланной коврами каюты, сел рядом со своей любовницей.
Они молча обнялись. Каик, слегка вздрагивая, покачивался на волнах.
XXXI
Громкий крик пронесся над водой: последний крик радости женщины. Общими усилиями они дружно налегли на борт каика. Каик поддался, опрокинулся, перевернулся…
И все было кончено.
Примечания
1
Летнем дворце (англ.).
2
Да будет воля твоя! (лат.)
