Я встал. Дверь напротив стола немедленно открылась и в комнату заглянула светловолосая, чуть полноватая женщина.
– Проснулись? Может не будете торопиться, еще отдохнете?
– Да нет, спасибо. Все бока уже отлежал.
– Тогда присаживайтесь к столу, сейчас мы вас обсчитаем.
– В каком смысле?
– Ну, как… Сосчитаю, сколько вы нам должны.
Она присела на краешек стула, подтянула к себе калькулятор и принялась стучать по клавишам, поглядывая на мою карточку и шевеля губами. Деловая, просто жуть. Пока считала, всю помаду съела, только розовая каемочка осталась.
– Четыреста девяносто семь!
Неплохо. В полтора раза меньше, чем они предполагали, и почти втрое меньше, чем предсказывал Гриша.
– Прекрас-т-н-о… – язык внезапно заблудился во рту, и мне пришлось сделать небольшую паузу, прежде чем закончить вопрос. – В-в-и не видели моей куртки?
– Вон, на вешалке.
Я, почти не качаясь, но опираясь на стену, подобрался к парке, достал из кармана деньги.
– Вот, пожалуйста.
– Хорошо. Подождите минуту, я квитанцию выпишу.
– Жду.
– Вы чувствуете себя как? Нормально?
– Намного лучше, – я не смог подавить улыбки, – тут с вами наркоманом станешь…
Она оторвалась от писанины и бросила на меня полный нехорошего подозрения взгляд.
– Вы случайно не за рулем?
– Вообще-то я действительно водитель, но сегодня пешком. А что, моя профессия так ясно на лбу написана?
– Может, все-таки еще полежите?
– Нет, спасибо. Пойду.
На улице было серо и противно. По Фонтанке плыли окурки, обрывки газет, апельсиновая кожура и бесцветные осенние листья. Такими же тухлыми, черными и коричневыми листьями был усыпан и Летний сад. На статуи уже одели деревянные демисезонные пальто, Чайный домик закрыли на смену экспозиции. В небе, прикрывшись неизменной в Питере дымкой облаков, висело холодное северное солнце. Но город упорно не пускал зиму в свои стены, а выпавший тайком ночной снег перемалывался колесами машин и испуганно жался к тротуарам тусклой бурой слизью. От Невы тянуло чуть теплым, липковато-влажным ветерком.
И это был мой настоящий мир…
Уж лучше бы наоборот.
Я поднял воротник и пошел на метро.
Дома было тихо и тепло. Пожалуй, даже слишком тепло. Мамочка явно поторопилась заклеить окна, а ЖЭК поторопился включить отопление. А вот ударят морозы – наверняка выключат.
Я уселся на диван, включил телевизор. Показывали шумный конкурс с не очень понятными правилами. Какая-то дистрофичная девица громко выкрикивала буквы, а парень, с пышными, как у Тхеу, волосами, пытался ее перекричать. Время от времени им на счет начислялись рубли. Интересная работа.
Голова немного кружилась, глаза слипались. Наверное, наркоз еще не отошел… А в Поселке сейчас вечер… Немногие обитатели долины собрались у общего костра и дед негромко читает старую легенду… Тихонько расползается над стенами уютный запах горьковатого дыма и свежего рассольника. Гудит водопад, а немного в стороне ему тихо вторит Поющий Мост…
Я вскинул голову, и понял, что все равно не понимаю ничего, происходящего на экране «ящика», а потому выключил его, пошел в свою комнату, запер дверь, разделся и бухнулся на постель…
– Эй, что с тобой? – ощутил я прикосновение к обнаженной руке.
– А? – теплый песок, гул воды, темная тень гор, отблески огня на стенах… – Что?
– Мне показалось, ты уснул, Лунный Охотник. – Тхеу не убрала ладони с моего плеча. Прикосновение было нежным и приятным. – Сидишь, взгляд прямо перед собой, не шевелишься, не разговариваешь, ничего не слышишь…
– Слышу… – я взял ее руку, поднес к губам, поцеловал смуглую бархатистую кожу. Значит, она все-таки сон. Жаль… А может быть, и нет. Ведь в настоящем мире я никогда не решился бы встречаться с женщиной намного старше меня. Не принято такое как-то. А здесь – могу. Встречаться, любить, целовать, даже жениться. Мой сон – что хочу, то и делаю. И плевать мне на всякие морали и обычаи!
– Пойдем, – встала Тхеу, – скоро прилетят комары.
Я поднялся, притянул эту прекрасную женщину к себе и крепко обнял. Попытался пригладить ее пышные волосы.
– Тхеу, любимая моя… – У нее были красивые голубые глаза с карими лучиками, расходящимися от зрачка в стороны. И как я их раньше не замечал?