встать снова — но теперь вербовщик дотянулся уже до его затылка.
Удар вышел неуклюжим, кость не пробил, но противника хотя бы оглушил. Не теряя времени, вербовщик отрезал широкую ленту от рубахи бесчувственного татя, скрутил, завел руки за спину, накрепко связал, повернулся назад. Разбойник с топором все еще метался у костра, не понимая, что сделать ничего серьезного уже не способен. Однако, на всякий случай, Лесослав хлестнул кончиком меча ему по правой кисти, дробя кости. Топор выпал. Вторым ударом, под икры, Ротгкхон заставил душегуба упасть, сходил к тому, что остался на тропинке, располосовал кафтан, связал руки, вернулся и связал третьего — хотя это, наверное, было уже лишним.
— Избо-ор! — наконец позвал он юного волхва. — Теперь можно! Подь сюда.
Сменив меч на длинный нож, более удобный в схватке в тесноте, Ротгкхон осторожно спустился в землянку. Там, на широком, от стены до стены, топчане лежала молодая, совершенно голая девушка со связанными за спиной руками. При виде мужчины она истошно взвыла, задергалась и попыталась сдвинуться к дальней стене.
— Вот проклятье! — Спрятав нож, вербовщик вышел на свет, присел возле костра, снял шампур с уже начавшим подгорать окороком. Покрутил перед лицом и положил рядом на куст, пристроив между двумя толстыми ветвями. Аппетита у него совершенно не было.
— Ну как? — продрался напрямую через заросли малины Избор.
— Там, в землянке… — вздохнул Ротгкхон. — По твоей части… Ты токмо развязывать не торопись. Девка в шоке, как бы чего не учудила. Успокой сперва, в разум верни… Хотя кому я объясняю? В этом учении ты больше меня соображать должен. А я за лошадьми пойду. Пущай забирают тушки для отчетности. Будет чем боярину перед деревней оправдаться. Станут окликать — отвечай.
По ручью до луга оказалось чуть больше версты. Объяснив холопам, как найти разбойничий схрон, сам Ротгкхон возвращаться не стал. Прошел лугом до дороги и побрел в скромную валуевскую усадьбу. Пешим вербовщику было привычнее, пусть и медленнее.
Уже совсем близко от деревни холопы и волхв его все-таки нагнали. Правда, двигались они тоже на своих двоих, ведя груженых лошадей в поводу. Помимо пленных душегубов, грубо переброшенных через холку и каких-то узлов, на спине одного скакуна лежала бесчувственная девушка в мужском кафтане.
— Усыпил, — пояснил вербовщику Избор. — Не в себе она.
Ее одну только дворня и унесла в дом. Татей же холопы бросили на землю у ворот, не спеша разбираясь с узлами, расседлывая и отпаивая лошадей.
Как это обычно и бывает, даже безо всяких объявлений возле пойманных разбойников очень быстро собралась толпа селян — с полсотни баб, мужиков и детей. Некоторые даже узнали былых обидчиков и попытались пинать их ногами.
Вычистив коней, холопы задали скакунам корма, после чего удачливые охотники сами подкрепились с дороги за общим столом, отдохнули и только после этого вышли к людям.
— Что с татями делать станешь, батюшка Валуй? — оживились смерды. — К князю повезешь, в невольники продашь али сам порешишь?
— Помилуй, боярин, — задергался душегуб с дырявой задницей. — Помилуй… Я отработаю… Я все делать стану… Всеми богами заклинаю, боярин, помилуй! Предан буду, ровно пес цепной… Мы же все сварожичи, боярин, одного рода-племени, одной землей рождений, одним богам молимся…
— Не моего ты рода-племени, порождение гадюки, — презрительно скривился боярин. — Люди русские честно хлеб свой в поте лица добывают, дома строят, землю пашут, дороги новые торят, святилища ставят. Вы же, ровно крысы амбарные, токмо чужое жрать умеете да над болью людской смеяться. Крысами жили, крысами и сдохнете. Вся от вас польза — так это вонью своей других подобных тварей отгонять. Хрипун, отведите их на россох да повесьте повыше на старой березе, дабы видели путники, что на тракте сем опасаться им более нечего!
— Нет, боярин, нет! — взвыл душегуб. — Милости! Милости!
Однако холопы вместе с несколькими помощниками без промедления схватили осужденных за ноги и поволокли по дороге.
— Благодарствую, други мои, — кивнул хозяин дома. — Огромный камень с души моей сняли. Теперь же мыслю, самое время в баньке истопленной кости уставшие прогреть да медом вареным жажду свою залить!
Баня с медом, копченой рыбой и квасом продлилась до поздней ночи, следующий день ознаменовался положенным в честь прибытия гостей пиром, после которого на третий день все устало отдыхали. А уже с утра, как выяснилось — пора было спешить к дувану в Муром.
Обратный путь оказался куда легче и веселее — поскольку и с собой боярин тоже прихватил изрядный бурдюк пива, который незадолго до въезда в город изрядно опустел.
В Муроме к первому на двор заехали к Лесославу — лошади ведь были княжеские, не его. Зимава встретила гостей у крыльца, поднесла по очереди каждому, кроме мужа, полный корец меда. Спросила:
— Как съездили? Ладно ли дорога легла? Веселились токмо, али еще и дело делали?
— Еще какое! — Боярин Валуй гулко стукнул кулаком себя в грудь. — Лесослав един целую банду татей-душегубов лесных одолел.
— Ты опять совершил подвиг, мой могучий суженый? — повернулась девушка к лешему.
— Да какой там подвиг? — отмахнулся Ротгкхон. — Их было всего пятеро.
— То есть это пустяк? — спросила Зимава у его спутников.
— Он скромничает, красавица, — ожег кнутом скакуна боярин. — Разил погань лесную, ако медведь ярый, равного ему нет!
— Значит, все-таки подвиг? — перевела она взгляд на Лесослава.
— Да, подвиг, — смиренно признал Ротгкхон и преклонил перед ней колено. Девушка подошла и крепко поцеловала его в губы.
— Поехали отсель, Избор, — перехватил повод освободившегося коня Валуй. — У них, вижу, медовый месяц еще не кончился. Мы тут ныне ни к чему.
— А я и так знала, что ты лучший из лучших, — тихо сказала мужу Зимава. — Ты каждый день совершаешь что-то достойное. Просто не признаешься.
— Это пустые хлопоты. Не стоят упоминания, — поднялся он с колена, указал подбородком на крыльцо: — А чего Плена такая грустная сидит? Даже не поздоровается.
— Не знаю, — пожала плечами Зимава. — Она последнее время вообще как-то не делает ничего. Там посидит, тут посидит. И ровно не замечает никого, пока не окликнешь.
— Так что же ты… — Он обошел жену, присел на ступеньку рядом с девочкой. — Здравствуй, Плена. Тебе понравился мой подарок?
— Здравствуй, дядя Лесослав… — после заминки ответила девочка, но смотрела при этом все равно не на него.
— Тихая, спокойная, не мешает, — попыталась оправдаться Зимава.
— Я знаю, — ответил Ротгкхон, вспоминая диагностику медотсека. Но одно дело — учение пятое друида, и совсем другое — третьего. У каждого из них своя сила, и нередко случается невероятное… — Я завтра поговорю с Избором. Он в этом деле востер, может, чего и придумает. А Чаруша где?
— За водой пошла. Работящая.
— Тоже маленький подвиг, — припомнил Лесослав.
— Это верно. Снедать будешь?
— Буду.
ВО ИМЯ ИМПЕРИИ
Двор детинца был непривычно шумным и тесным. Сюда собрались, пожалуй, все, кто принимал участие в походе на булгар, в том числе и раненые, причем некоторые из них все еще оставались в лубках. Ротгкхон явился сюда одним из последних и сразу вызвал интерес у ближайших из дружинников:
— Доброго тебе дня, сотник! А правду сказывают, что ты охотников на службу самому Сварогу