На том конце трубку снял мужчина. Я попросил позвать Аллу Карловну и через минуту услышал ее чуть хрипловатый голос:
– Да, я слушаю.
– Привет, это Сергей. Ты не хочешь сегодня вечером попить пивка?
– Хорошо. Я освобожусь в десять.
Вот так. Ни единого лишнего слова, никаких вопросов о том, удобно это мне или нет, почему так долго не появлялся, как мои дела. Она освободится в десять! Остальное ее не касается.
Однако до десяти оставалось еще три часа, которые следовало с толком использовать.
Я достал купленный полгода назад на «Казакова»[7] лазерный диск с милицейской базой данных. Хоть он и считается чем-то не совсем легальным, но никакой особой информации на нем нет – только фамилии, адреса и телефоны, да еще номер паспорта. В общем, ничего секретного. Правда, очень часто большего знать о человеке и не требуется: две сестрички жили на Комендантском аэродроме; Копелевич на Чкаловском проспекте; Костенко в Купчино, а верхолаз Рыжков – на улице Ленсовета. А вот Николаев Викторовичей Ретневых выпало сразу два. Один жил на улице Трефолева, другой – на Передовиков. У меня сразу появилось ощущение, что оба – не те. Не знаю, откуда. Просто, так показалось.
Что ж, теоретическую часть расследования можно считать законченной. Теперь пора садиться на мотоцикл и ехать по адресам.
Лесовета, восемьдесят. Теплые сумерки наполняет густой запах лип, хотя самих деревьев я не увидел. Во дворе стоит типовой детский садик, между ним и домами раскинулся широкий пустырь с несколькими тропинками, выложенными бетонными плитами и десятком гаражей. На скамейке перед третьим подъездом чинно восседают две бабульки, одна из которых зажимает между колен деревянную клюку.
«Это к удаче», – подумал я, и на губах невольно появилась улыбка.
– Добрый вечер, – как можно доброжелательнее поздоровался я. – Вы не знаете, Игорь Рыжков здесь живет?
– Ну ты смотри, – удивилась та, что с клюкой, – сколько уж нет человека, а к нему все идут.
– Много приходят? – тут же заинтересовался я.
– А как же, – подхватила вторая. – Золотые руки у парня были. Чего только не делал! Бывает, видишь, затаскивают к нему в гараж какую-то рухлядь, смотреть не на что. Вон его гараж, коричневый который. А пройдет неделя-другая, глядь, а выезжает такая красавица, глаз не оторвешь. Сверкает вся, фары светятся.
– Через них и пропал, – вздохнула старушка с клюкой.
– Что, в аварию попал? – чуть не шепотом уточнил я, боясь спугнуть везение.
– Нет, – замахала руками бабуля. – Он и не ездил совсем. «Победа» у него была. Красивая, как новая. Поехал он как-то в выходной на перешеек, Карельский, познакомился там с иностранцем каким-то. «Жалко, – рассказывал, – отдавать, но уж очень он меня упрашивал. Коллекционер какой-то» Этот иностранец приезжал сюда, раза три. Игорек ему еще машину сделал. «Волгу» старую, с темным верхом таким, – бабка попыталась изобразить что-то руками. – А потом и сам за границу ехать собрался. Гараж продал, вещи. А тут вдруг слышим – разбился. С вышки упал. И чего его туда понесло?
– Жалко… – кивнул я.
– Очень жалко, – вздохнула бабка с клюкой. – Золотые руки у парня были. Смотреть приятно было, как он трудился. Все сверкало у него, все его слушалось.
– А вы сами здесь живете? Из окна его видели?
– Да, – несколько забеспокоилась старушка. – Вон мои окна, на третьем этаже.
– А как вас зовут? – я уже откровенно вынул блокнот.
– А что случилось, зачем?
– Все хорошо. Просто, мне интересен этот парень. Можно, я потом задам вам о нем еще несколько вопросов?
– А чего он вам? – продолжали сомневаться старушки.
– Ну, ему-то все равно, – напомнил я, – а вот память остается.
– Да, да, – поцокали они языком, и та, что с клюкой, призналась: – Марья Никитична я. Ты заходи, я Игоречка с детства знала.
– Спасибо, зайду.
В блокноте появились новые записи:
Не знаю, насколько это могло пригодиться в будущем, но дело, похоже, сдвинулось с мертвой точки.
В конце дома стоял круглосуточный ларек. Я посмотрел на часы, купил четыре бутылки «Балтики», кинул в заплечную сумку, вернулся к мотоциклу и неторопливо потарахтел в Веселый поселок. Алла как раз должна работу заканчивать.
На улице к половине одиннадцатого уже стемнело, а вот Аллины окна, наоборот, зажглись. Я подкатил к самому дому, посигналил, дал газу и заглушил мотор. По таким звукам меня трудно с кем-нибудь перепутать.
