И тогда рука опустилась ниже, оказавшись среди мягких кудрей. Указательный палец ощутил полоску горячей влаги, нежно погладил ее, вызвав ответное движение бедер. Палец слегка усилил нажим, погружаясь во влажное безумие – бедра задвигались быстрее. Лиенна стала испуганно хватать воздух широко раскрытым ртом, издала протяжный стон и внезапно метнулась в сторону, со всей силы оттолкнув Атлантиду:
– Что… Что ты сделал?! Убирайся! Видеть тебя не хочу! – она дышала так тяжело, словно выдержала сражение с тысячей злобных ирокезов, во взгляде бродило безумие. – Уходи! Немедленно уходи! Прочь с моего корабля.
Она забралась на кровать, встала на колени, сжавшись в комок, и пытаясь отдышаться.
– Ну что ты, хорошая моя? – присел Атлантида рядом.
Из испуганного комочка вытянулась рука, нащупала ладонь Платона, плотно ее сжала:
– Что это было?
– Наверное, тебе трудно поверить, родная моя, но ничего не произошло. Ровным счетом ничего. Просто ты коснулась того, о чем раньше никогда не знала.
– Больше так никогда не делай, ладно?
– Какая у тебя изящная рука…
– Больше так не поступай! – не поддалась на отговорку девушка.
– Как скажешь, – пожал плечами Атлантида.
– Очень хочется пить, – подняла космонавтка голову. – Хочешь, я принесу тебе воды?
– Давай лучше пойдем вместе? – предложил Платон.
– Давай, – Лиенна Тоус, не отпуская руки археолога, слезла с кровати и повела его за собой.
На камбузе они разлили оставшуюся в графине воду, молча выпили. Космонавтка смотрела на донышко фужера, на стол, на стены, себе под ноги, старательно не встречаясь глазами с Рассольниковым, буркнула: «Надо еще вскипятить», встала к синтезатору, прислушиваясь к происходящему за спиной. Атлантида тихо приблизился, обжег дыханием шею, уже смелее сжал упругую грудь, просочился правой ладонью под так и не застегнутую пуговицу комбинезона. Девушка ждала, закрыв глаза и откинув назад голову. Платон получил возможность прикоснуться губами к шее, к щеке, к глазам. Бедра с готовностью начали двигаться навстречу пальцу, и вскоре изо рта вырвался тоскливый стон. Еще через мгновение она вывернулась из объятий мужчины, усмехнулась: «Ты мне мешаешь», но о ненависти и проклятиях речи уже не зашло. Лиенна даже не вспомнила про обещание, которое сама же вытребовала с Атлантиды несколько минут назад.
– Персиков хочешь?
– Нет.
– А чего хочешь?
Платон поймал ее за талию, подтянул к себе и сделал то, о чем мечтал все последние часы: крепко поцеловал. Космонавтка ничуть не удивилась незнакомой ласке, с готовностью на нее ответив. Рассольникову даже захотелось спросить, откуда она знает, что делать?
До этого мига все происходило примерно так, как он и ожидал: разумеется, на планете с жестким религиозным режимом, основанным на древних психотехниках, не могло быть и речи о сексе и свободном выборе в любой сфере. Большинство подобных религиозных форм он изучал еще в университете, сдавая на зачетах виды обрядов и формы психообработки, типы внутренних взаимоотношений и взаимоподчинения. Абсолютное большинство религиозных и тоталитарных режимов стремились подавить естественные половые влечения, добиваясь того, чтобы «пропадающая зря» энергия использовалась в иных, более полезных для общества целях. Например: в созидании или боевой ярости, в слепом подчинении вождям или пророкам.
Разумеется, любой режим нуждался в воспроизводстве населения. Некоторые тоталитарные общества просто игнорировали этот вопрос, предоставляя инстинкту продолжения рода самостоятельно пробиваться через поставленную на его пути броню, и делать свое дело втихаря, прячась по тайным закуткам или надежно запертым норкам. Более развитые религиозные строи подходили к делу толковее: во-первых, верующим внушалось, что половые сношения и мысли о них – это мрак и ужас; а во-вторых – что через эту мерзость, через этот тяжкий крест, наложенный богами, необходимо пройти во имя продолжения рода человеческого. Такой ход позволял решить сразу несколько вопросов: соитие назначалось Церковью женщине и мужчине наподобие епитимьи[36], происходило строго под контролем, воспринималось как тяжкая обязанность и никакого удовольствие от него невозможно было испытать в принципе – уж так верующие воспитывались, и так обставлялся весь процесс. Зато численность народонаселения таким образом легко и просто удается поддерживать на любом желаемом уровне; при желании методика дает возможность выводить «породистых» людей – осуществляя «вязку» по желаемым признакам; а кроме того – способ позволял руководству общины просто баловаться с понравившимися дамами, налагая «епитимию» именно на них.
Социум космонавтки, исходя из молитвенных психотехник, отсутствию изображений любых родственников кроме пророка, нежеланию с кем-то встретиться или просто связаться по телефону на родной планете, по месту, которое отводилось молитвенному залу – по всем признакам относился именно к последнему типу. Атлантида действовал, примерно зная, как должна себя вести и чувствовать воспитанница замкнутого культа – и, вроде бы, не промахнулся. Вот только целоваться аборигентки таких мест уметь никак не могли… Или это инстинкт?
Лиенна Тоус извернулась, оказавшись к нему спиной и закинув руки на голову. Она никак не могла насытиться новым ощущением, позволяя историку обманывать ее снова и снова. Платон ничего не имел против – если забыть про то, что его собственный орган тоже напоминал о себе изо всех сил, а вступить в дело никак не мог. Заставить повиноваться себе собственную плоть оказалось куда труднее, чем чужую, а потому позволив девушке еще раз пройти через водоворот ощущений, Рассольников сослался на сильную усталость и сбежал к себе в каюту.
– Как ты себя чувствуешь? – уже очень давно Атлантида не просыпался от прикосновения женских рук. – Я подумала, что ты остался без ужина и не пришел к завтраку. Может, тебе хочется поесть?
Сержант Лиенна Тоус, капитан спасателя номер сто семь, присела на постель к демону, попавшему к ней на борт из внешнего, грешного мира, держа на коленях поднос с овощным салатом и горячей
